Тайны бронзовой статуи: Сборник

— К чему вам моя дружба, Марьета? — произнес паж, бросая пламенные взгляды на молодую девушку, губы его дрожали. — Когда мы жили в одном доме, я — как смиренный служитель, а вы — словно блестящая звезда, восторгающая всех, я вас любил! Да, я имел смелость любить вас и обожать!

— Ах! Будь она проклята, ваша любовь! — вскричала Этна, — Но вы забыли о ней?

— Нет… не забыл… и не забуду никогда! — покачал головой Эрмах. — Но только потому не забуду, что связал другую цель с этой страстью.

— Какую же? — спросила Этна.

— Мщение, — ответил Эрмах с горечью.

— О! Это жестоко, это низко! — воскликнула Этна, не в состоянии преодолеть охвативший ее гнев.

— Какое мне дело до ваших слов? — произнес Эрмах. — Они не страшнее ваших поступков. Помните, как, бросившись к вашим ногам, я признался вам в любви, сводившей меня с ума? Никогда не забуду я той минуты и никогда полностью не отомщу за себя! Помните, с каким презрением вы меня отвергли?..

— Но вы простите меня? О, вы простите! — взмолилась Этна, серьезно испуганная. — Скажите мне, Эрмах, скажите, что прощаете!

— Никогда! — ответил паж.

— Но чего вы хотите? Каким способом будете мстить мне? — продолжала Этна.

— Вы любите Эрнеста Кольмара! — заявил паж.

— Ах! — вскричала Этна. — Нет… вы ошибаетесь, Эрмах…

— Вы пытаетесь меня обмануть, — прервал ее паж. — По пламенным взглядам, которые вы бросали на него сегодня, по страсти, с какою любовались им…

— Довольно, довольно! — перебила Этна, — Вы правы, я люблю Эрнеста Кольмара.

— Он был очень добр и великодушен ко мне! — воскликнул Эрмах. — Он вызволил меня из этого отвратительного дома…

— Да, вы оба помогли друг другу, — заметила Этна. — Но вспомните вашу клятву, Эрмах, клятву, запрещающую открывать тайны Белого Дома и замка Гамелен.

— Я не нарушу ее, — заявил паж, — но, далее не нарушая, я смогу кое-что сказать рыцарю Эрнесту Кольмару.

— Нет, нет, вы не погубите меня, Эрмах! — вскричала Этна, молитвенно сложив руки. — Вы не захотите, чтобы я умерла от стыда в присутствии человека, которого люблю. Неужели ничто не может вас тронуть: ни слезы, ни просьбы?

— Одно условие… только одно, — пробормотал Эрмах, не спуская глаз с Этны.

— Какое же? — задрожала Этна, предугадывая ответ.

— Это условие, — повторил паж с ударением, приближаясь к Этне настолько, чтобы она почувствовала на своих щеках его жгучее дыхание, — это условие нетрудно угадать в женщине, находящейся в присутствии мужчины, ослепленного страстью и готовою отомстить, если он будет отвергнут.

— Да, понимаю, Эрмах, — сказала Этна, побледнев как смерть. В ее глазах появился зловещий блеск, губы сжались, точно она вдруг решилась на поступок, который могло внушить только одно отчаяние.

— Вы меня понимаете и соглашаетесь? — вскричал молодой человек, внезапно просияв от торжества и любви.

— Соглашаюсь, — подтвердила Этна ледяным тоном.

— Я вас люблю! — воскликнул Эрмах с каким-то безумием. — Я сделаюсь вашим рабом, я жизнь за вас отдам. Итак, в эту ночь, Этна… когда все заснут, вы придете, не правда ли? Но без гнева, без холодности, не как жертва…

— Не бойтесь, Эрмах, — сказала Этна, окинув его взглядом, в котором пажу померещилась вспышка страсти, — если я вынуждена уступить обстоятельствам, я сумею покориться моей участи!

— Благодарю, благодарю! — прошептал паж, поднося к губам руку Этны и выбегая из комнаты.

Этна неподвижно просидела несколько минут, стараясь вернуть спокойствие расстроенным лицу и мыслям, и когда она спустилась в залу, где подавали ужин, самый придирчивый наблюдатель не подметил бы следа бури, промчавшейся в ее душе.

Разговор между Этной и рыцарем почти исключительно касался мест, по которым они проезжали, но на другом конце стола царствовало абсолютное молчание. Эрмах был погружен в сладострастные размышления, диктуемые его воображением, Линда и Беатриче, узнавшие от пажа, каким образом исчезли Лионель и Конрад, вдали в глубокую меланхолию.

Едва ужин кончился, все встали и разошлись по своим комнатам.

Несмотря ка то что Эрнест Кольмар не отдыхал прошлую ночь, он спать не лег, а вместо того отворил окно и устремил взор в пространство, освещенное серебристыми лучами луны. Он стоял так более получаса, предаваясь самым различным мыслям. Более всего он сожалел о том, что вынужден покинуть Прагу, не узнав об участи своих пажей и не оказав помощь принцессе Елисавете. Подумав о принцессе, он вспомнил, что не успел расспросить Зрмаха об обитателях Белого Дома и о цели, к которой они стремились.

Еще он вспомнил, что баронесса Гамелен на улице в Праге рассказывала ему об удовольствиях и очаровании, царствующих в ее доме, и что Эрмах, умоляя вывести его из замка, говорил о нем, как о проклятом месте, к тому же Кольмар был убежден, что дом этот служит штаб-квартирою членам трибунала Бронзовой Статуи. Перечисленные обстоятельства внушили ему желание выяснить подробности, связанные с этим таинственным, а может быть, и преступным местом.