Тайны Чёрных Холмов

Обманутая, ограбленная бяка побрела назад. Гул шагов в пещерном лабиринте отдавался в мозгу странными словами: «Тебя. Ждёт. Любовь. Тебя. Ждёт. Любовь. Тебя. Ждёт. Любовь.»

Прошло немало времени, прежде чем бяка добрела до своего пещерного кабинета, где её поджидал давний приятель и соратник по борьбе, Старый Пень. Верховная так устала, что едва могла говорить.

– Пещерный Дух совсем сошёл с ума, – прошептала она, с кряхтением усаживаясь в каменное кресло.

– Что он предсказал тебе? – скрипнул Старый Пень.

Верховная сгорбилась от неловкости и стыда.

– Он сказал, что меня ждёт… любовь.

Старый Пень усмехнулся, клок пыли вылетел из-под его сухой ветки.

– О, Верховная! Я давно хотел тебе сказать, – произнёс он с расстановкой. – Ты лучшая из бяк. Стань моей женой.

Глава 19. А это что за бобр?

Бяка Аля крепко держалась в седле Каркала. Аля сидела первой, за ней – Вилли, а за ухарем, обхватив лапками его спину, покрытую серо-буро-малиновой шерстью, прятался Мишель. Глаза мышонка горели от счастья и любопытства: ему ужасно нравилось лететь и смотреть на парящие, похожие на вату, облака в лучах бордового заката.

В замке, за разговорами, существа и не заметили, как снаружи стало смеркаться. И вот теперь красный солнечный диск падал за горизонт прямо у них на глазах. Солнце садилось за Трутландией – как раз там, где далеко-далеко огромный муравей Сюсьтик, трубя и мотая головой, требовал вечерней пищи.

– Ух, – Вилли ухнул от неожиданности, когда мышонок впился в него коготками, завидев на облаке посреди неба долговязое существо в форменном плаще, фуражке и круглых очках.

Едва Каркало поравнялось с тумбой таможенника, Аля звонко поздоровалась:

– Привет, Крендебобель!

К тому времени уже почти стемнело, но Крендебобель зажёг настольную лампу и существа увидели стоящую на тумбе… Хрюндю. Хрюндя дружелюбно виляла завитком хвостика.

– Привет, хрю! – ответила свинка.

Сам Крендебобель промолчал, и это не предвещало ничего хорошего. Он переводил сердитый взгляд с Али на Вилли и на мышонка, потом осматривал птицу, потом снова возвращался взглядом к Але.

Бяка вдруг вспомнила, что при их последней встрече Хрюндя цапнула Крендебобеля за нос.

– Как твой нос? Уже зажил? – спросила бяка, чтобы начать разговор.

Крендебобель схватился за картофелину носа и тут же сам на себя разозлился.

– Хрю, а мы подружились с Крендебобелем! – радостно доложила Хрюндя. – Он простил меня за то, что я его за нос укусила. Крендебобель отличный парень, он предложил мне работу.

– Работу? – удивилась Аля. – И кем ты работаешь?

– Как это кем? Хрюндей, конечно! Кем же я ещё могу работать? – Хрюндя засмеялась, перемежая смех с хрюканьем. – Хи-хи-хрю-хи-хи-хрю-хи-хи-хрю! – Знаешь, что самое приятное для копилки? – обратилась она к Але тоном заговорщика, как будто раскрывала огромный секрет.

– Не-а, – Аля отрицательно завертела головой.

– Самое приятное для копилки – это когда в неё бубли бросают, – торжественно сообщила свинка. – А тут все только этим и занимаются. Крендебобель теперь собирает с туристов деньги за пересечение границы, и я уже почти полная. А когда доверху наполнюсь, он меня обещал в санаторий отправить, на грязевые ванны – говорят, на Холмах такой есть, на море. Раньше у злыдней не было моря, но недавно они его себе намечтали. Вот так и живём, чудесно живём, каждый день разные существа проезжают – общаемся, бубли копим, сплошное удовольствие…

Хрюндя говорила и говорила, Аля даже устала её слушать.

– И ты совсем не скучаешь ни по мне, ни по Вилли? – спросила бяка, когда свинка на секунду замолчала.

– Нет, хрю, – честно ответила Хрюндя. – Ни капельки. Здесь я стою на столе, а у Вилли лежала под кроватью. А я тебе так скажу: гораздо приятнее стоять на столе, чем лежать под кроватью.

– Тут ты права, – согласилась Аля.

Крендебобель продолжал бороздить путешественников недобрым взглядом. Наконец он уставился на мышонка и спросил без тени улыбки:

– Что ты здесь делаешь, Мишель? Почему ты заодно с этой бякой? В прошлый раз она незаконно перешла границу Чёрных Холмов, и я даже собирался объявить её в розыск. Пусть благодарит Хрюндю за то, что я этого не сделал. При слове «хрюндя» маленькие глазки Крендебобеля под толстыми стёклами очков наполнились теплотой. «Как можно не любить Хрюндю? – подумала Аля. – Наверное, даже это злобное одинокое существо полюбило Хрюндю. Когда Крендебобель смотрит на Хрюндю, сердце его тает. Так любят кошку или собаку, открытой душой, прощая им все шалости».

– Аля была на Холмах по моему поручению, – голос Мишеля донёсся до бяки словно издалека. – Я послал её за лекарством для Сюсьтика – за «уменьшином для муравьёв».

Таможенник громко хмыкнул, но тут послышался шум, гам, непривычная жителям Бякандии музыка, и к таможне со стороны Чёрных Холмов подкатила целая кавалькада летательных аппаратов разных форм и расцветок. Злыдни в них громко и оживлённо ворковали. По мере приближения аккорды и голоса становились громче.

Крендебобель заулыбался так, что Аля даже испугалась, как бы у него от улыбки не порвался рот.