Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Автор этой книги попытался придерживаться курса, свободного от религиозной пристрастности, и отнестись к организации, за создание которой был во многом ответственен Торквемада, лишь как к фазе исторического процесса. Автор не писал ни в чьих интересах – ни католиков, ни протестантов, ни евреев. Он придерживается того мнения, что по части нетерпимости христианам не след бросать камни в евреев – так же как этого не могут сделать евреи по отношению к христианам или представители одного христианского течения по отношению к другому. Каждый народ найдет в своей истории более чем достаточно событий, за которые ему придется отвечать перед судом Человечества. А если измерять достижения благоприятным стечением обстоятельств, то каждый обнаружит, что ему не следует слать в адрес других упреки, так же как и они не должны упрекать его.

Если испанская инквизиция и показана в этой книге как безжалостная машина уничтожения, с колес которой капает кровь искалеченных поколений, то наше повествование вовсе не подразумевает, что религиозные преследования являются преступлением, характерным лишь для католической церкви.

«Она действовала со всей мощью, которой обладало ее духовенство, и мощь эта была велика. Преследование, в котором были виновны все протестантские церкви, измерялось той же мерой, но влияние священников в протестантских странах было относительно слабым».

Именно так писал Лекки, которого мы цитируем здесь, дабы ни у кого не было искушения использовать написанное в этой книге в качестве орудия для неуместной поддержки христианства. Пусть такие люди помнят, что Торквемаде, которому, к сожалению, сослужили хорошую службу благоприятные обстоятельства, можно противопоставить кровожадного Джона Нокса, которому, к счастью для человечества, повезло меньше; пусть они задумаются над убийствами пресвитерианцев, пуритан и католиков во времена Елизаветы; пусть припомнят преследования анабаптистов при Эдуарде VI и то, как сами анабаптисты громко требовали крови всех, кто не был перекрещен.

1

Начало гонений

В попытке проследить за инквизицией до самых ее истоков не обязательно углубляться в древность так далеко, как это сделал Парамо; невозможно также согласиться с ним в том, что сам Господь был первым инквизитором, что первое аутодафе было совершено по отношению к Адаму и Еве и что их изгнание из рая – самый настоящий прецедент конфискации собственности у еретиков[139].

И все же углубиться придется довольно сильно, ибо зачатки этой организации можно найти на заре христианства.

Нет более печального урока, извлеченного из истории, чем ее неспособность предоставить хотя бы один пример религии, принимаемой с безусловной искренностью и пылом, которая при этом не порождала бы нетерпимость именно по причине этих качеств. Кажется, лишь в тех случаях, когда религия разбавлена некоторыми общими элементами сомнения, лишь когда в соблюдение господствующего культа вкрадывается определенная степень равнодушия, приверженцы этого культа могут держаться почтительно по отношению к представителям иной веры. А до тех пор нетерпимость составляет самую суть религии, и в присутствии власти эта нетерпимость всегда выражается в преследовании инакомыслящих.

Это прискорбная черта всех религий, однако нигде она не принимала столь аномальных черт, как в христианстве – религии, которая основывается на принципах милосердия, терпения и воздержания и главным заветом которой является высочайшее наставление ее Основателя: «Любите друг друга!»

С самых ранних дней христианства преследования неизменно сопровождали его распространение – до тех пор, пока вдумчивому наблюдателю христианство не стало казаться самым мрачным, самым печальным и самым трагическим парадоксом из тех, что составляют историю человеческой цивилизации. Евангелие добра и любви грозно шагало по земле, неся с собой зло и ненависть; божественные уроки терпения и терпимости преподавались с убийственным нетерпением и кровожадной нетерпимостью; мягкие принципы милосердия и сострадания жестоко излагались при помощи огня, меча и дыбы; заповеди о смирении внушались с невиданной гордыней и высокомерием. Невозможно отрицать, что почти в любой момент истории христианства просвещенный язычник II века с полным основанием мог бы повторить свою язвительную насмешку: «Смотрите, как эти христиане любят друг друга!»