Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

В этом монастыре были созданы самые подходящие условия не только для суда инквизиции, но и для заключения узников. Гарсиа Родриго, желая опровергнуть широко распространенное мнение, будто тюрьмы инквизиции были нездоровыми подземными темницами, привлекает внимание читателя к полным воздуха и солнечного света помещениям, отведенным в монастыре для заключенных[350]. В данном случае дело обстояло именно так – это становится ясно из некоторых записей, которые мы вскоре рассмотрим[351]

. Но в целом все обстояло иначе, и со стороны Родриго довольно лицемерно было приводить поразительное исключение в качестве примера повсеместно существующих правил.

Какой бы простотой ни отличалась жизнь Торквемады и каким бы ни было его личное смирение, напрасно было бы делать вид, будто он не оказался пропитан гордыней и высокомерием своей службы, которые росли с увеличением дарованной ему власти до тех пор, пока в вопросах веры он не стал без колебаний диктовать свою волю самим монархам, упрекая их почти с угрозой, когда они не спешили действовать по его указке; для тех же, чей титул был ниже королевского, вступать в конфликт с великим инквизитором было просто опасно.

В качестве примера можно привести дело генерал-капитана Валенсии. Инквизиция Валенсии арестовала некоего Доминго де Санта-Круса по обвинению в препятствовании деятельности святой палаты; по мнению же генерал-капитана, совершенное этим человеком правонарушение относилось скорее к юрисдикции военного суда. Действуя сообразно этому убеждению, он приказал солдатам забрать обвиняемого из инквизиторской тюрьмы, применив для этого силу, если потребуется. Инквизиторы Валенсии пожаловались на его действия в Супрему, после чего Торквемада надменно приказал генерал-капитану предстать перед советом и объяснить свои действия. В этом его поддержал король, который письменно приказал нарушителю и всем, кто помогал ему осуществить освобождение Доминго де Санта-Круса из тюрьмы, сдаться под арест инквизиторам. Не смея сопротивляться, сановник был вынужден покорно просить освободить его от навлеченного на себя церковного осуждения, и, должно быть, счел, что ему повезло, поскольку Торквемада не стал подвергать его публичному унижению сродни тому, которое претерпел инфант Наваррский.

Блестящий и знаменитый молодой итальянец Джованни Пико делла Мирандола тоже едва не угодил в руки страшного инквизитора. Когда Пико бежал из Италии от яростно полыхавшего гнева священников, воспламененного его работами, папа Иннокентий издал буллу от 16 декабря 1487 года, адресованную Фердинанду и Изабелле, в которой утверждал, что, по его мнению, граф Мирандола отправился в Испанию с намерением преподавать в тамошних университетах пагубные доктрины, которые уже опубликовал в Риме, несмотря на то, что его убедили в их ложности, и он от них отрекся. (Еще один случай «e pur si muove»[352] Галилея.) А поскольку Пико был знатным дворянином, красивым, любезным и красноречивым (Pseudopropheta est; dulcia loquitur et ad modicum placet)[353]

, существовала серьезная опасность, что к его учениям станут прислушиваться. Ввиду этого его святейшество просил короля и королеву, чтобы их величества приказали арестовать графа, если подозрения касательно намерений Пико подтвердятся, дабы страх телесного наказания остановил его, если уж страха перед духовными страданиями оказалось недостаточно.

Король и королева передали эту буллу Торквемаде, чтобы он мог действовать сообразно ей. Однако Пико, прослышав о том, какой его ожидает прием, и зная достаточно о бескомпромиссных методах великого инквизитора, чтобы его встревожила такая перспектива, нашел убежище во Франции, где написал апологию католицизма, посвятив ее Лоренцо Медичи[354].

Говоря об учреждении инквизиции в Испании, мы упоминали о том, что до определенной степени и в каком-то смысле ее следовало считать самой оправданной (следует понимать, что под этим мы подразумеваем «в наименьшей степени неоправданной») формой религиозного преследования, поскольку ее заботили лишь те, кто покинул лоно римской церкви. Всем религиям, которые не считались еретическими (то есть сами по себе не являлись отделившимися от римского католицизма), была дарована свобода, так что евреям и мусульманам нечего было опасаться со стороны святой палаты. Они становились объектом преследования лишь в том случае, если принимали крещение, а затем возвращались к своим изначальным культам – тогда их начинали считать еретиками, или, точнее, отступниками.

Однако эта точка зрения, вполне удовлетворявшая папский престол, совершенно не устраивала приора Святого Креста. Его ожесточенная, фанатичная ненависть к иудеям, почти соперничавшая с ненавистью настоятеля из Эсихи в XIV веке, вынуждала его попрать жалкие остатки справедливости, побуждала переступить через последнюю грань видимости правосудия и перенести религиозную войну в область полной и страшной нетерпимости.