– Хорошо. В одну из таких ночей, возвращался я, значит, после прогулки в гостиницу – было уже, наверное, часа два, – когда из стоявшего напротив дома донеслись, как мне показалось, чьи-то стоны. И как раз в этот момент дверь открылась. Я увидел нечто вроде белого призрака и сначала хотел убежать, но потом заметил, что то и не призрак вовсе, а женщина, и что эта женщина открыла дверь, чтобы позвать на помощь. Я подошел ближе и, хотя я не люблю тратить время на бесполезные занятия, решился войти и осмотреть несчастную. Помочь ей я уже ничем не мог, так как она была при смерти и действительно умерла часом позже. Этой женщиной и была та, которую звали Маржантина.
– Та, которую все считали матерью пятнадцатилетнего юноши по имени Жан? – уточнил Ланселот Бигорн.
– Именно. То есть та вдова, муж которой умер девять лет назад и имя которого я обещал тебе назвать. Словом, Маржантина умирала. Вскоре она и сама поняла, что ей уже ничто не поможет. Она чувствовала, что умирает. Я уже собирался удалиться, сожалея о потерянном времени, когда эта женщина схватила меня за руку и, от имени Бога, ангелов и Девы Марии, попросила оказать ей одну большую услугу. Как истинный христианин, я не смог отказать ей в этой просьбе, тем более что Маржантина заявила, что в оставит мне в вознаграждение те небольшие ценности, что у нее имеются. Так что я не только остался, но и при слове «ценности» крепко-накрепко запер дверь, чтобы никто не смог мне помешать оказать несчастной умирающей ту услугу, о которой она просила.
– Я всегда знал тебя как человека великодушного и деликатного, – промолвил Бигорн.
– Ничего не поделаешь – так уж я создан. Да и не я ведь отправился топить ребенка в реке. Но ты не подумай, я тебя ни в чем не упрекаю. Короче говоря, вот в чем состояла просьба старухи Маржантины. Речь шла о том, чтобы отправиться в Париж, разыскать в Университете (она дала мне название улицы и дом) молодого человека по имени Жан и ввести его в курс кое-каких обстоятельств. Дело все в том, что, будучи склонным ко всевозможным авантюрам, парижской жизни и учебе, этот Жан, похоже, уехал, чтобы поступить в качестве студента в одно из тех жалких мест, что соседствуют с коллежем мэтра Сорбона[33]
. Учитывая тот факт, скольких бы это стоило трудов, Маржантина передала мне в дар шесть золотых экю. Остаток ее «богатств» состоял из двадцати других, также золотых, экю и серебряной цепочки, с которой свисал медальон, содержавший в себе прядь женских волос. Забрав все, я поклялся честно передать молодому Жану двадцать экю и серебряную цепочку… К несчастью, на медальоне имелся довольно-таки красивый бриллиант…Бигорн сжал кулаки, и губы его побледнели.
Он и сам был еще тот мошенник, этот Ланселот Бигорн, но такого двуличного циника, как Симон Маленгр, он еще не встречал.
– И что же, – произнес Бигорн жестким голосом, – это были за обстоятельства, в курс которых ты должен был ввести этого юношу…
– Ну, слушай! – сказал Симон Маленгр. – Молодой Жан знал, что Маржантина – не его мать, но только это и знал. Он взял фамилию человека, который жил с Маржантиной, но знал, что это не его фамилия. Как бы то ни было, Маржантина надеялась – открывая юноше те самые обстоятельства, – что это принесет ему почести и богатство, подталкивая к поиску настоящих родителей, которые, как ей было известно, являлись людьми благородными и состоятельными. А теперь, почему бы ей самой не рассказать было Жану то, о чем она попросила рассказать ему меня? Именно это ты, наверное, спрашиваешь у себя, именно это и я спросил у нее. Она мне ответила, что ей есть за что упрекать себя в этом деле, к тому же, она хотела избежать упреков этого юноши, Жана, которого она в конце концов полюбила, как родного сына… Терпение, Бигорн: вот и те самые обстоятельства, и ты сейчас увидишь, сколь интересными для тебя они окажутся…
– Для меня?.. Но я-то к этому какое имею отношение?..
– Сейчас увидишь. И если бы ты был здесь ни при чем, к чему бы я вообще стал рассказывать тебе эту историю?..
– Ну-ну. Продолжай.
– Так вот, судя по тому, что мне рассказала Маржантина, похоже, она знала, кто были настоящие родители юноши. Или, скорее, догадалась об этом по определенным меткам, сделанным на одежде ребенка…
– И кто же они были такие? – вопросил Бигорн, задыхаясь.
– Вот этого-то она так и не смогла мне сказать! В тот момент, когда она собиралась назвать мне имя, которое я должен был передать молодому Жану, смерть сомкнула ей уста. Зато она успела рассказать мне остальное, и вот в чем оно заключается: она и ее муж нашли малыша Жана и, догадавшись, кто были его родители, оставили ребенка у себя, чтобы в дальнейшем, предъявив его, как я понимаю, выкачать из этих родителей как можно больше денег… Смекаешь?
– Еще бы: ты говоришь об этих вещах с такой страстью, что они сразу становятся понятными и занимательными.