День тянулся с той ужасной медлительностью, которая знакома тем, кого внезапно, по той или иной причине, лишают свободы.
В принципе, само по себе лишение свободы не является совсем уж невыносимым для человека гордого. Но когда ты обездвижен, постоянно спрашиваешь себя, что случилось с дорогими твоему сердцу людьми, когда мысль уносит узника на своих обжигающих крыльях к тем, кто страдает в его отсутствие, когда он представляет себе все их возможные несчастья, когда понимает, что не в силах их защитить, тогда заточение переносится в тысячу раз ужаснее, чем можно было представить.
Вот и Буридан на протяжении всего этого долгого дня претерпевал подобную пытку. Но он был боец и немного фаталист. Уставившись в одну точку, с изрезанным глубокой морщиной лбом, он лежал в своем углу без единой жалобы, без единого стона. Эту тишину не нарушали и его друзья, которые, судя по всему, были слишком погружены в свои мысли, чтобы тратить внезапно появившееся у них свободное время на разглагольствования и соболезнования.
Наступил вечер, и комната потихоньку погрузилась в темноту.
До узников здесь доносился лишь звон колоколов, призывавший монахов то на полевые работы, то к молитве или в столовую.
Вероятно, было часов десять вечера, когда дверь открылась и это помещение – эта тюрьма – осветилось отблеском фонаря.
Буридан поднял голову и снова увидел Страгильдо.
«Палачу Маргариты, – подумал он, – доверили вершить нашу судьбу. Куда этот демон нас доставит? Уж не к своему ли хозяину, мессиру сатане собственной персоной? Что ж, вскоре узнаем. Этот негодяй не должен увидеть на моем лице ни страха, ни уныния… И что бы он и его люди ни говорили, что бы ни делали, я буду смотреть им в лицо».
Словно в ответ на эту мысль, Страгильдо подошел к Буридану, зловеще ухмыльнулся и, продемонстрировав широкую шелковую ленту, завязал юноше глаза.
– Это поможет вам лучше видеть, милейший сударь! – рассмеялся наемный убийца.
– Даже с закрытыми глазами, – промолвил Буридан, – я ясно вижу, что творится в твоей душе.
– Полноте! И что же, любезный, вы видите?
– Я вижу, что сейчас, пусть я и крепко связан, ты боишься меня, мерзавец! Не волнуйся, я тебя не укушу, дабы не отравиться!
– Чего стоите, займитесь другими! – рявкнул Страгильдо, обращаясь к своим людям.
Прежде чем повязка плотно легла на его лицо, Буридан успел заметить, что с его спутниками произвели ту же операцию.
– Следует ли снять с них маски? – спросил тот из сбиров, что завязывал пленникам глаза.
– К чему? – скривился Страгильдо. – Хочешь навсегда оставить в памяти рожи этих негодяев? Не стоит. Хватит с нас и одной физиономии любезнейшего Жана Буридана. В крайнем случае поболтаем с ним.
Буридан услышал, как комнату заполонил топот ног, затем почувствовал, как его подняли, понесли и положили на что-то вроде телеги, которая вскоре двинулась в путь.
Куда она ехала? Этого Буридан даже представить себе не мог.
Сначала он еще пытался – повозка двигалась то по прямой, то поворачивала – прикинуть в уме, куда это они направляются, но охранники, судя по всему, не испытывали к нему доверия, так как постепенно количество поворотов и зигзагов многократно возросло, а пару-тройку раз Буридану и вовсе показалось, что они едут по кругу, так что вскоре ему пришлось отказаться от этой идеи. К тому же, даже узнай он, куда его везут, что бы это дало? Дорога неизбежно вела к какой-нибудь тюрьме, а ничто так ни похоже на одну тюрьму, как другая тюрьма.
Примерно после двухчасового, по прикидкам Буридана, марша – а этого времени любой колымаге хватило бы на то, чтобы въехать в Париж с одной стороны и выехать с другой, – телега наконец остановилась.
Буридан вновь почувствовал, как его поднимают и куда-то несут. Затем он услышал, как закрылась тяжелая дверь, и по более плотному воздуху понял, что его спускают в какое-то подземелье.
Буридана опустили на плиточный, как ему показалось, пол, и разрезали веревки, стягивавшие запястья. После чего дверь с шумом захлопнулась. Тот, кто развязал ему руки, не осмелился развязать также ноги и снять повязку, – Страгильдо поспешил удалиться прежде, чем у юноши появилась бы возможность наброситься на него.
Буридан сорвал с глаз повязку, затем развязал веревки, коими были стянуты лодыжки, поднялся и сделал глубокий вдох.
Он увидел, что находится в довольно просторном зале, без окон, но с отдушиной над дверью для подачи в темницу свежего воздуха из коридора.
Комната освещалась одной из тех огромных восковых свечей, какими пользовались тогда в основном богачи; сальные свечи были уделом людей с достатком; что до простого люда, то он освещал свои жилища при помощи факелов, изготовленных на основе смолы; у крестьян же все обстояло еще проще: им освещением служили подожженные еловые ветки или же просто огонь от очага. Присутствовала там и лампа, то есть некий сосуд, из горлышка которого свисал обработанный маслом кончик фитиля, притом что масло стоило довольно дорого.