Тайны осиного гнезда. Причудливый мир самых недооцененных насекомых

Не все осы ведут себя так умно. Динамика домашней жизни ос Polistes canadensis, уютно устроившихся среди заброшенных стен панамской осиной мекки, поведала совсем другую историю. У подобных тропических видов Polistes

агрессия явно стала частью семейной жизни. Конфликты могут иметь серьезные последствия. Соседей по гнезду, которые пытаются (безуспешно) подняться выше своего положения, наказывают – их кусают и жалят; им отрывают конечности, повреждают антенны в состязаниях по борьбе, исход которых часто оказывается смертельным. Если какую-то осу не кусают и не гоняют по гнезду, значит, кусает и гоняет всех она сама.

Боевой задор тропических ос-полистов впервые описала Мэри Джейн Уэст-Эберхард (уже известная нам по работе с осой Zethus). В 1960-е годы она описала жестокие драки, которые следовали за пропажей яйцекладущей особи, – драки, в результате которых трон наследовали далеко не самые старые осы[175]

. Так что же, никакой геронтократии? Или эти осы не читали свод правил этикета, который так ревностно соблюдают их родственники из умеренных широт или их коллеги-стеногастрины из Юго-Восточной Азии? Почему они предпочли соглашениям конфликт, особенно когда конфликт обходится так дорого?

Я была полна решимости узнать больше о сражении за право стать маткой у Polistes canadensis, поэтому в самом большом бойцовском клубе насекомых в Панама-Сити я занимала место в первом ряду. Я спрашивала себя: были ли рабочие особи уже на взводе, готовые к драке, едва лишь матка проявит какие-либо признаки слабости? Ведь матку можно подставить: обмануть ее рабочих и заставить их думать

, что она уже недостойна короны, просто нагло выкрадывая ее яйца из гнезда. В течение нескольких минут пытливые усики амбициозной рабочей особи обнаружат, что яйцо пропало, и на репродуктивную силу матриарха падет подозрение.

Однократная потеря яйца прощается, но повторные случаи не остаются незамеченными. Гармония в обществе нарушается: активность в гнезде растет, осы толкаются, в движение приходит вся их масса. Всякая видимость (относительно) спокойного и упорядоченного общества уступает место анархии и агрессии, и соседи по гнезду раскрывают всю двойственность личности Джекилла и Хайда, превращаясь из покорных тихонь в воинственных гладиаторов. Антенны танцуют, жвалы подергиваются, брюшки колышутся. Если есть шанс занять трон, к этому стоит быть готовым. Даже в присутствии матки ее рабочие – ее дочери – готовы отреагировать на малейший признак слабости.

Настоящее веселье начинается, когда матка исчезает. Уже через час рабочие принимаются метаться, поиск пищи приостанавливается, настроение меняется. Начинается толкотня. Пульсирующие брюшки выстукивают ритм. Гнездо – это их боевой барабан, а враг находится внутри. Вчерашние товарищи – это сегодняшние конкуренты. Они нарушают все правила, установленные полистами умеренных широт; они рвут узы сестринства и размазывают их об гнездо. Прежние подчиненные сопротивляются; в ответ они получают укусы. Жала колют беспощадно, втыкаясь между щитками тела. Сцепившиеся гладиаторы корчатся. Сжимая друг друга в объятиях, тела падают, а колющие удары жала соскальзывают; где же то мягкое местечко, чтобы вывести сестру из игры?

Однако в этой борьбе участвуют не все. Есть и пассивные сестры, которые отсиживаются в сторонке. Неужели они не видят всего этого? Некоторые чуть отворачиваются, с легким презрением признавая неудобство, причиняемое этим конфликтом. Другие отступают за гнездо; они не видят своего места в этой битве. Соседство резни с безразличием производит жутковатое впечатление: анархия с всеобщего попустительства.

Это «Голодные игры» и «Игра престолов» в одном флаконе. Шоу затягивается на несколько дней. Я озадачена их стремлением склонить аудиторию к участию. (Пока я сижу и смотрю, осы летят в меня, слово пушечные ядра на поле боя, как и положено в месте их обитания, выщербленном ударами пуль.) Действующие лица просто переполнены яростью или же действительно считают меня частью своих состязаний? Надев шляпу пчеловода, я сижу неподвижно, пока они жалят шляпу, карандаш и блокнот. Я разочаровываю их отсутствием реакции, и вскоре они понимают, что я не стою их усилий. Я вновь могу фиксировать те ремарки, которые они оставляют для меня в своем бумажном театре.

10:35 утра. Гнездо 105. № 46 выходит на сцену слева; наносит укус № 23; № 23 отступает по сцене направо; № 46 бегает по сцене, интенсивно барабаня брюшком.