Тайны русской империи

Они, контрреволюционные силы, писал он, пребывали в основном в бездействии, будучи готовы «с радостью ринуться на губителей и мучителей своей родины, как строй солдат, которому после “раз, два, три” не сказали последнего условного “пли”. Власть, которая бы поняла этот психологический момент и сделала призыв к этой бескорыстной и самоотверженной армии, избавила бы нашу родину от тяжелого кошмара революции с наименьшими жертвами. Как дым рассеются враги закона и порядка; как снег растают они в огне народного гнева. Формы этого призыва к содействию общества могут быть различны. История знает: проскрипцию (открытое лишение защиты закона), назначение диктатора явного или тайного, равно как и особого доверенного лица, тайного или явного, со специальными полномочиями для подавления смуты при содействии общества»^{112}.

Власть должна была «овладеть», но выражению профессора В.Д. Каткова, раздраженными смутой и привлечь их к борьбе с революционерами. Мощь революции требовала привлечения к борьбе с ней уже не только полиции и войск, но и консервативно-настроенных масс. Это привлечение народной массы было необходимо еще и для достижения победы в борьбе с крамолой с наименьшими жертвами и недопущения уже нового антиреволюционного хаоса; а для этого обществу должен быть дан вождь, диктатор, «атаман», которому бы контрреволюционные силы доверяли, как человеку несгибаемой воли и глубокой преданности трону.

К сожалению, в деле борьбы с усиливающейся революционной крамолой мысли профессора В.Д. Каткова и других имперских консерваторов не возымели решающего значения и не смогли повернуть с гибельного пути наше беспечное русское общество, которое по своему прекраснодушию не слушало своих лучших граждан и вскоре познакомилось с чекистскими подвалами и советскими лагерями.

Многое из задуманного профессор В.Д. Катков смог реализовать только в 1909 году, когда он перешел в консервативно-настроенный коллектив Императорского Новороссийского университета, где читал политическую экономию, статистику и финансовое право. В1910 году он, наконец, смог защитить магистерскую диссертацию[33], а в следующем году стать профессором.

Предреволюционные годы, проведенные в Императорском Новороссийском университете, были для него наиболее научно-плодотворными. После же Февральской революции 1917 года он незамедлительно в числе нескольких других правых профессоров был уволен Временным правительством из университета. Уехал ли он в эмиграцию (что маловероятно, так как в эмиграции о профессоре В.Д. Каткове ничего не известно)? Был ли расстрелян большевиками, что более реально для того времени (одесское ЧК было одно из самых кровавых коммунистических заведений)? Ничего определенного сказать о жизни профессора В.Д. Каткова после революции нельзя.

Нам остается хранить намять о нем как о славном сыне Отечества и утвердиться еще крепче в его и нашей политической вере, что «Россия или будет жить по-своему, или совсем не будет жить; но французской, немецкой или английской никто и никогда ее не сделает»^{113}.

Путь имперского юриста. Петр Евгеньевич Казанский (1866—1947). Наша юридическая наука из прочих наших научных традиций, пожалуй, одна из самых молодых. Профессор Петр Евгеньевич Казанский представлял четвертое или пятое поколение университетской правоведческой профессуры, и, как оказалось впоследствии, на поколении его учеников (таких, как Н.А. Захаров) русская юридическая традиция была пресечена революцией.

Итак, на развитие самобытной русской правовой школы история отвела нам всего сто—сто пятьдесят лет. Этого времени очень мало для того, чтобы у нас окрепло собственное правовое сознание, установилась своя философия права. И все же русская юридическая литература дает нам некоторое количество исследований, и до сего дня не утративших философско-правовой актуальности для изучающих институты власти и государства.

По вопросу о русской верховной власти написано не очень много, почти всю литературу этого вопроса, до 1913 года обильно цитируемую, вы найдете в книге П.Е. Казанского «Власть всероссийского императора».

Исследование это посвящено верховной власти, которая при любом политическом принципе (демократическом, аристократическом или монархическом) всегда существует одна в государстве, выше ее нет земной государственной власти. Речь идет о традиции русской государственной власти, ее традиционном месте в обществе и государстве и ее властной деятельности.

Книга сохранила, как фотографию, правовую философию власти императора за несколько лет до ее падения и оставила письменный свод правовых возможностей и способностей, ее сложной компетенции в государственном управлении. Исследование предлагает нам, потомкам, мысленно прикоснуться, по возможности изучить этот старинный способ русского государствования, с надеждой, не понадобится ли он и в будущем русской нации, пожелающей вернуться на свой исторический имперский путь.