Тайны Торнвуда

– Да, ранние, на пленке, до того, как я перешла на цифру. Вот эта, – я показала на божьи коровки, – сделана в тот год, когда ушел Тони… Я чуть ли не дошла до фанатизма, пытаясь запечатлеть все, что делала Бронвен. Думаю, все еще надеялась, что Тони к нам вернется. Разумеется, этого так и не произошло, но в итоге у меня осталась куча отличных снимков.

Кори вздохнула.

– Тони всегда был немного придурком.

Я невольно улыбнулась, вспомнив, что Гленда называла его так же.

– Думаю, да.

– Однако милым придурком. У меня куча забавных историй о нем в детстве – он и Дэнни были не разлей вода, скорее как братья, а не лучшие друзья, настоящая пара шалопаев, всегда готовых к шалостям. – Она пристальнее посмотрела на фотографии Бронвен-феи, ткнула меня локтем. – Вот эти классные, подруга. Еще есть?

В студии я достала папку с более поздними работами, которые, по моему мнению, могли понравиться Кори: неформальные портреты, многие строго черно-белые – сикхская свадьба, старые сестры-близнецы в своем готическом особняке в пригороде Мельбурна Тураке, застенчивый старик еврей, демонстрирующий на камеру свое запястье.

– Вот чудной бедолага, посмотри-ка. – Кори наклонилась поближе, чтобы разобрать цифры, выжженные на руке этого человека. – Прекрасный снимок, но ужасно печальный. Боже, посмотри на это приятное старое лицо, такое доверчивое. Как может человек даже думать о доверии после того, через что он прошел?

Повосторгавшись еще минуту, она продолжила молча перебирать снимки. Мы обе посерьезнели. Момент показался подходящим, чтобы сказать ей, но я выбирала, с чего начать. Решила – с самого начала.

– Кори?

– Мм?

– Мы с Бронвен были сегодня утром на Уильям-роуд. – Пауза. – Познакомились с Луэллой Джермен.

Кори резко выпрямилась и посмотрела на меня, забыв о фотографии, которую держала двумя пальцами.

– С Луэллой? Вы с ней познакомились?

– Да.

По лицу Кори разлилась бледность, сразу проступили веснушки.

– Как… как она?

– Неуверенная какая-то, – припомнила я. – Нервничала поначалу, хотя, как только мы разговорились, она, похоже, расслабилась. Они с Бронвен моментально понравились друг другу, сразу сблизились. Луэлла все повторяла, как она рада, что мы заехали.

Кори вглядывалась в мое лицо, нахмурясь.

– Как она выглядела? В смысле, с ней все в порядке?

По тревоге в глазах Кори я поняла, что на самом деле она спрашивает: «Не перестала ли Луэлла за собой следить, не превратило ли ее горе в тень той женщины, какой она некогда была? Не довела ли она в затворничестве свой дом – и возможно, свой разум – до разрушения?»

– Она чувствует себя нормально, насколько я могла заметить. И прекрасно выглядит. В доме безупречная чистота, нигде ни пылинки… А по стенам у нее развешаны очаровательные старые рисунки Тони. Мы пили утренний чай на веранде. Большую часть времени они с Бронвен провели, разглядывая старые фотоальбомы. Наверное, Луэлле понравилось, потому что она пригласила Бронвен снова повидаться с ней завтра.

Кори только хлопала глазами.

– Признаюсь, я поражена. Боже, как бы мне хотелось возобновить наше знакомство, столько лет прошло. Думаешь, она справится? – Видимо, некая сдержанность в моем лице заставила Кори поспешно прибавить: – Эй, мне следует подождать. Пусть она сначала привыкнет к вашим встречам, прежде чем общаться с толпами посетителей. Может, через несколько недель, когда она окрепнет?

– Я поговорю с ней, – предложила я, – прощупаю обстановку. В один из дней ты можешь приехать с нами. Уверена, она будет рада тебя видеть.

Кори кивнула, но была явно потрясена.

– Должна сказать, я рада, что ты проигнорировала мое предостережение. Бедная старая Луэлла, самое время ей увидеть немного радости от жизни. Видит бог, долго…

Она вроде бы хотела сказать что-то еще, но вдруг умолкла. К моему изумлению, ее глаза наполнились слезами. Она сморгнула, не глядя теперь на меня, не глядя даже на фотографию, которую так и держала двумя пальцами.

Я преодолела порыв обнять ее за плечи, чувствуя, что она не из тех, кто принимает физическое утешение, а я была не из тех, кто его предлагает. Кроме того, тетя Мораг любила повторять, что обычно лучшее лекарство от всего – переключение внимания.

– Идем, – сказала я, оставляя фотографии, где они лежали, и сердечно похлопывая Кори по спине. – Давай-ка разожжем огонь, и я умираю от голода.

* * *

Когда мы добрались до кухни, к Кори уже вернулась ее обычная живость и жизнерадостность.

– Не знаю, куда запропал мой братец, – проговорила она, вскрывая термопакет и доставая кучу белых бумажных свертков, – но он задерживает представление. Может, начнем без него? Колбаски из тофу начинают волноваться.

Я посмотрела на часы. Почти пять.

– Ты права, к тому времени, как все приготовится, девочки дико проголодаются.