Тайны Торнвуда

Наступил момент неловкости. Дэнни перестал улыбаться, только его любопытный взгляд задержался на моем лице, как будто он ждал, что я вновь заговорю. Я судорожно придумывала, что еще сказать, о чем спросить, чтобы рассеять неловкость нашего общего молчания. Но вместо этого поймала себя на том, что перебираю черты его лица, сравнивая с Кори. У него были бледные веснушки, как и у сестры, и широкое, красивой формы лицо, но на этом сходство заканчивалось. Кожа у него была бледнее, глаза близки к изумрудному цвету, тогда как у Кори – светло-карие. В его темно-каштановых волосах, более светлых на концах там, где они выгорели на солнце, не было и намека на рыжину.

– Одри, твои стейки…

Я присоединилась к Кори у гриля и занялась раскладыванием замаринованных стейков на освобожденном для них месте. Влажные стейки встретились с горячей поверхностью с шипением, распространяя облака ароматного пара.

– Будут готовы через пять минут, – объявила Кори, вытирая лоб тыльной стороной ладони, и сделала глоток пива.

Я принесла винный бокал для Дэнни, наполнила его, чтобы опять не пуститься в болтовню, потом помогла Кори раздать еду. Колбаски из тофу – ей и Джейд, семгу – себе, Бронвен и Дэнни, перечные кебабы и кебабы из феты – всем.

Каким-то образом мы умудрились наесться до отвала под обсуждение разных тем: почему вегетарианские колбаски идеологически вредны; заменит ли однажды Джейд у своего отца ветеринарную сестру Нэнси; в какой именно момент Бронвен впервые осознала свою страсть к насекомым; и разве не здорово, что Одри согласилась сделать портрет Кори, – общаясь все это время на путаной смеси знаков, движения пальцев, чтения по губам и похожей на шарады жестикуляции.

В разгар трапезы я поймала себя на размышлениях о том, почему Дэнни никогда не пытается говорить, почему он редко издает вообще какие-то звуки – если не считать скрипучего смеха.

Я вспомнила свою глухонемую подружку из художественной школы, Ронду, ту, которая была полна решимости общаться вербально, хотя ее никогда не понимали. Она всегда говорила во весь голос, фыркала и хохотала над шутками, орала через улицу своим слышащим друзьям и, как правило, громко топала, будто пыталась – одной силой своей громкости – пробиться сквозь навязанные ее глухотой стены и более полно соединиться с остальным миром.

Дэнни же, казалось, чувствовал себя вполне непринужденно в своей тишине. Ему было комфортно беседовать с помощью записок, чтения по губам или жестов. Не переживая из-за случайных недоразумений. Кори сказала, что он терпеть не может признавать свою ограниченность. Но, возможно, дело не только в этом – возможно, он не чувствует необходимости пробиваться сквозь какие-то границы? Возможно, он счастлив, как есть?

Безумные мысли. Откуда мне знать, о чем в действительности думает Дэнни или что чувствует?

Когда еда закончилась, а тарелки были убраны, мы разлеглись в шезлонгах и передавали друг другу жестяную коробку, в которой, к моей вящей радости и благодарности, оказались потрясающие вишни в шоколаде, изготовленные Дэнни. Кори захватила контроль над кофейником, и скоро темный, сладостно-горький аромат кофе разбавил привкус лука в воздухе. Девочки скрылись где-то в саду, вероятно в тайном убежище Бронвен под палисандром. Я слышала их приглушенную болтовню, изредка перемежавшуюся хихиканьем.

– О, какое блаженство, – провозгласила Кори, потягиваясь в шезлонге, крутя в руках чашку с кофейной гущей и глядя на сад.

Шевелились тени, деревья сделались мрачными и таинственными. Комары пытались – безуспешно – просочиться через мою крепость из свечей с цитронеллой и спирали от москитов. Большие вялые мотыльки кружились вокруг нас, как пьяные, а полчища крохотных черных жучков-камикадзе бомбардировали конфеты, пиво, стол и внедрялись в волосы Кори.

Дэнни вздохнул, глядя на сестру, его руки задвигались слишком быстро, но я уловила – он говорил что-то о крике.

Кори сердито посмотрела на брата, потом на меня, подняв бровь.

– Он всегда жалуется, что я разговариваю слишком громко. Это так, Одри? Неужели я постоянно кричу?

Именно это она сейчас делала, но я так привыкла к ее громогласности, что уже почти ее не замечала. Но все равно мне пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться.

– Я бы не сказала постоянно, – ответила я, – но в основном. Но как Дэнни это отличает?

Она со вздохом расслабилась в шезлонге.

– Он говорит, что со своего места чувствует вибрации моего голоса. Ты можешь поверить этому парню? Хоть бы постыдился, учитывая, что в моей привычке говорить громко виноват он.

В ответ на мой вопросительный взгляд она объяснила:

– Когда мы были детьми, Дэнни кое-как различал слова, если мы кричали, прижав губы к его голове. Вот здесь. – Она постучала себя за ухом. – Думаю, эта особенность так у него и осталась.

Дэнни хлопнул в ладоши и сделал еще один быстрый знак.

Кори закатила глаза.

– Мне нужно слушать свою музыку громко, – возразила она, – это помогает мне думать. В любом случае у тебя нет причин для невежливости, ты жестикулируешь слишком быстро. Одри с трудом за нами поспевает. Бога ради, помедленнее.