– Вы только посмотрите на них, – сказала Кори позднее, когда мы задержались на передней веранде, наблюдая за девочками, которые в полуночи носились по траве внизу. – Смешные, как две мокрые курицы.
Мощный коктейль из чрезмерного возбуждения, чрезмерного количества шоколада и чрезмерного хихиканья в сочетании с поздним часом превратил двух обычно спокойных девочек-подростков в буйных дурочек. Дэнни пытался подогнать их к «Тойоте», чтобы завлечь туда Джейд и увезти домой, но они продолжали верещать и метаться из стороны в сторону, вопя что-то насчет преследования толпой призраков.
– Мне не следовало рассказывать им о коттедже с привидениями на земле Сэмюэла, – с сожалением проговорила Кори. – Кажется, я помню, что он похоже повлиял на нас с Глендой.
Я смотрела, как залитые лунным светом тени мечутся по лужайке.
– Да, история про старую хижину поселенцев получилась весьма зловещей.
– Надеюсь, у Бронвен не будет ночных кошмаров.
Я посмотрела на Кори:
– То же самое ты сказала мне при нашей первой встрече.
Она пожала плечами:
– Я знаю, но история Сэмюэла была настоящей. На самом деле в коттедже нет привидений. Хотя, – добавила она, лукаво подняв брови, – оно действительно существует… И если ты когда-нибудь его найдешь, берегись! – Она погрозила пальцем и зловеще захохотала.
Я шутливо толкнула ее плечом, потом снова перевела взгляд на фигуры внизу. Дэнни оставил попытки заманить Джейд в машину, решив, без сомнения, что самый разумный способ действий – дождаться, пока девочки выбьются из сил. Он спустился немного вниз по склону и стоял спиной к нам, всматриваясь в мрачную впадину долины, сунув руки в карманы, съежившись, словно от прохлады.
Кори ткнула меня локтем в бок.
– Спасибо, подруга.
– За что?
– Мы повеселились. Даже Дэнни получил удовольствие… для разнообразия.
Я переключила внимание на мужчину на краю сада.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что он остался. Обычно он в плохом настроении сваливает домой еще до начала праздника.
– Почему?
– Не каждый готов объясняться знаками, Одри. Не каждый делает усилие. Конечно, многие считают это необходимым, но, с другой стороны, с Дэнни не всегда легко общаться. Светские беседы вести с ним бесполезно, он говорит, что это пустая трата энергии, затем сердится, когда люди не обращают на него внимания. Он всегда был таким, даже мальчишкой.
– Я так понимаю, он не родился глухим?
– Нет, он перенес в младенчестве менингит. Подозреваю, с ним было бы так же нелегко, будь он слышащим. Хуже всего, конечно, было первое время, когда он учился разговаривать знаками, а мама и папа еще только перестраивали свою жизнь под воспитание глухого ребенка. Положение улучшалось медленно, он всегда выходил из себя, когда мы его не понимали. Беда в том, что его злость выражалась не в криках, как у большинства детей. По комнате летали тарелки, ложки, обувь. Однажды – к полному ужасу мамы – он запустил в нее стаканом с дедушкиной челюстью.
– Он кажется… не знаю, настороженным. Отчужденным. Только-только мы хохотали как безумные, а в следующую секунду он помрачнел. Надеюсь, я ничем его не обидела?
Кори хмыкнула и, нахмурившись, взглянула на силуэт брата.
– Видимо, надвигается гроза.
– Да?
– Он всегда чувствует, даже когда она еще за много миль отсюда. Возможно, улавливает запах, или чувствует ее, или – моя личная теория – ощущает изменение атмосферного давления. Но в любом случае никогда не ошибается.
– Он не любит грозы?
Кори покачала головой.
– Шесть лет назад его жена Марси погибла в грозу. Она выбежала за своей собакой, которая испугалась, и на нее упала ветка дерева. Это была громадная кривая ангофора… Во времена заготовок леса их называли делателями вдов. Древесина пробковая, но тяжелая, когда намокнет. Марси тоже была глухой, поэтому не услышала треск ломающейся ветки. Дэнни нашел жену придавленной, но пока он сбегал за пилой и распилил ветку, Марси умерла. Он винит себя, считает, что не должен был позволять ей выходить за собакой, должен был быстрее сдвинуть ветку. Он так себя и не простил.
– Это была не его вина.
– Да, не его. Но он же упрямый как осел. К тому же в это время года здесь бывает много гроз. У бедного старого Дэнни есть все основания для печали.
– Почему он не разговаривает?
Кори посмотрела на брата, стоявшего внизу, на темном склоне. Ее лицо смягчилось. В тусклом освещении веранды ее глаза больше не казались карими. Они посветлели, сделались теплыми и золотыми, как мед.
– По-моему, он делает это из чувства противоречия. А возможно, чтобы оказать сопротивление каким-то извращенным способом, понятным только ему одному. Больше всего он ненавидит, когда его считают слабым. В мире слышащих глухота – это инвалидность. Но пусть кто-нибудь попробует сказать Дэнни, что он инвалид. Если он не может говорить так ясно, как нормально слышащие люди, тогда уж лучше он не будет говорить вообще.
– Разве не стала бы его жизнь легче, если бы он попытался?
– О да, но даже не мечтайте сказать ему об этом. Последний из тех, кто попытался убедить его говорить, заработал перелом носа.