Тайный гость

Невысокий широкоплечий стрелец, бывший слободским кузнецом, отыскал в боковом проходе нечто, весьма условно напоминающее ковочную кувалду, и, приноровившись, с помощью товарища нанес сокрушительный удар в область железного замка. Гул пронесся по всему подземелью, отозвавшись эхом в каждом проходе. С третьего раза не выдержала дверь. Дерево потрескалось и сильно раскрошилось. Стрельцы дружно надавили плечами и, «с мясом» вырвав замок, кубарем ввалились внутрь.

Посередине небольшой комнаты, освещенной огарком ослопной свечи, стояла лавка, покрытая домотканой дерюгой. На лавке без движения, свернувшись калачиком, лежал царь. Иных людей в помещении не было. Проестев, первым подбежавший к Михаилу, увидел большую иглу, торчавшую у него из затылка, и попытался вытащить ее.

– Не тронь! – одернул его Феона и поднес два пальца к носу царя.

– Жив. Дышит.

– Царского лекаря Бильса сюда! – завопил Проестев, глядя на остолбеневших стрельцов.

– Нет! Зови отца Артемия из Знаменского монастыря, – приказал Феона вышедшему вперед посыльному, – до него ближе, и в таких делах он лучше любого архиатра соображает.

Посыльный кивнул и резко сорвался с места, едва не снеся головой дверную коробку.

– Заставь дурака Богу молиться… – проворчал Проестев и замер, принюхиваясь. – Ничего не чувствуешь? Вроде шипит чего, и запах подозрительный!

– Верно! – согласился монах и откинул полог дерюги.

Под лавкой, где лежал царь, стоял бочонок с подведенным к нему длинным фитилем, который медленно тлел, оставляя за собой змейку серого пепла.

– Огнянка![137] – крикнул Проестев и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил по запальному шнуру, перебив его где-то на середине.

С потолка посыпались штукатурка и куски щебня, покрыв стрелка этой пылью с головы до ног.

– Ты чего палишь? – заорал на судью оглохший Феона. – Обвала захотел? А если рикошетом в бочку? Совсем сдурел от страха! Берем государя и бежим!

Обратный путь в дом на Пожаре занял считаные минуты. Скорости и задору, с которыми отряд передвигался по подземелью, мог бы позавидовать возница телеги, запряженной парой деревенских меринков. В доме их уже ждали. Кто-то даже успел соорудить для государя лежанку из досок и тюфяков. Скоро в сопровождении посыльного явился встревоженный отец Артемий.

– Надо же! – изумленно покачал он седой головой, глядя на иглу, торчавшую из головы Михаила. – Полвека такое не видел. С тех пор, как наблюдал за ихней чжунъи[138]. Это кто же такой сведущий отыскался?

– Есть один, – нехотя процедил Феона, – лучше скажи, отче, чего делать?

– Да ничего, – пожал плечами старик, осторожно берясь пальцами за край иглы. – Вам – ничего! – добавил он с улыбкой. – Тут главное – не спешить.

Медленно, не меняя угла входа, он извлек стальной шип. Смазал рану мазью и поднес к носу царя маленький пузырек с пахучей жидкостью. В то же мгновенье Михаил глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Где я? – спросил слабым голосом.

– Здесь, государь, с нами!

Объяснить, где это «здесь», Проестев не успел. В комнату, окруженная многочисленной беспрестанно гомонящей челядью, ворвалась взволнованная инокиня Марфа, решительным образом оттеснившая от сына всех людей, находившихся в помещении.

Отец Феона только порадовался этому обстоятельству. Он незаметно отвел Проестева в угол и тихо спросил:

– Степан, ты видел кого-то в каземате, кроме нас?

– Нет. Не видел.

– Вот то-то и оно!

Неожиданно в памяти монаха всплыла фраза, сказанная Марией Хлоповой: «В стене есть углубление небольшое…»

– А углубление в стене видел?

– Не было углубления, – подумав, решительно мотнул головой судья.

Отец Феона опять схватил Проестева за руку и снова потащил за собой.

– Пошли скорее!

– Куда теперь?

– Обратно, откуда пришли…

– Опять за свое! – Проестев закатил глаза и досадливо крякнул, но за монахом пошел.

За время их отсутствия в каземате ровным счетом ничего не изменилось. Он был точно таким, как и раньше. Феона, держа масляную лампу высоко над головой, внимательно оглядывал помещение, словно хотел увидеть то, чего ранее в спешке просто не заметил.

– Дай саблю, – он протянул руку к Проестеву.

– Зачем? – предчувствуя неладное, заупрямился судья. – Мне ее сам государь жаловал!

– Не бойся, не сломаю.

Проестев скрепя сердце передал монаху свое драгоценное оружие. Тот деловито взвесил ее в руке, рассекая воздух, нарисовал клинком воображаемую восьмерку, после чего наотмашь с разворота ударил лезвием по стене.

– Ай! – запричитал Проестев, ожидая услышать звук ломающегося клинка, но вместо этого увидел стену, распоротую по диагонали на полтора аршина.

– Стена ненастоящая? – воскликнул он, придя в себя. – Опять обман!

За искусно разрисованным холстом находилось маленькое помещение с лавкой и складным табуретом. Но людей за ширмой не было.

– Обвели нас, Степан Матвеевич, вокруг пальца. Как детей провели! – с горечью воскликнул монах. – Тот запальный шнур еще час гореть мог. Знали аспиды, что мы в первую очередь государя спасать будем.

Начальник Земского приказа огорчен был не меньше монаха.

– Есть мысли, Григорий Федорович?

– На английское подворье идти надо.