Тайный код Петербурга

Два ангела высятся на двух невских берегах. Один парит на шпиле колокольни собора, другой застыл на вершине Александровской колонны.

Два дома Петра I стоят почти напротив друг друга на противоположных берегах Невы. Один прячется в футляре, другой, названный Летним дворцом, – за великолепной оградой первого сада Петербурга.

Ангел на Александровской колонне

Два вздыбленных беломраморных коня с обнаженными фигурами двух юношей, усмиряющих диких животных, у входа в Конногвардейский манеж. Это так называемые Диоскуры – неразлучные братья-близнецы Полидевк и Кастор.

Два сфинкса смотрят друг на друга на Университетской набережной. И два – на набережной Робеспьера.

Два Невских проспекта (Невский и неофициальное название – СтароНевский), два Больших проспекта, два Малых, Большая и Малая Охта, Большая и Малая Морские, Большая и Малая Конюшенные. При желании можно легко продлить этот список. Да и сама Нева, как и Невка, делится на Большую и Малую.

Ангел на шпиле Петропавловского собора

Двойственность города отчасти отразилась в его опрокинутости в водную гладь Невы и других водных протоков. Там как бы существует зазеркалье удивительного Петербурга. Странный, почти волшебный мир, который меняется в зависимости от настроения капризной петербургской погоды.

Санкт-Петербург – явление в мировой истории уникальное. Ведь у него есть совершенно точная дата основания. 16 мая 1703 года на Заячьем острове началось строительство крепости Санкт-Петербург, будущей Петропавловской. Рядом на Городовом острове стали возводить первые дома. Для нумерологии это явление особенное, так как позволяет всё и вся просчитать, пересчитать, сформулировать.

Причём числовую подсказку вроде бы даёт сама суть города – его двойственность. Вроде бы.

Двойственность Петербурга возникла изначально. С одной стороны, самый нерусский из всех русских городов, с другой – самый русский для всех нерусских. Двойственность составила одну из характерных его черт, образовывала неповторимую игру, «перетекание» смыслов, тонов, оттенков, которые, в свою очередь, создавали своеобразную мифологию Петербурга, лепили необычайный образ «полуночного града».

Разведённый Дворцовый мост

Петербург изменил прежде глухую северо-западную окраину России. Город, как магнит, который притягивает железную крошку, тянул к себе окрестные губернии, поворачивал в свою сторону торговые пути, впитывал в себя потоки товаров и людей, он стал полнокровным и динамичным центром.

Отсутствие длительной истории вызвало бурный рост мифологии. Мифология восполнила информационную пустоту. Город впитывал в себя чужие легенды, тайны, предания и порождал новые. Как известно, свято место пусто не бывает.

В итоге вся история Петербурга оказалась пронизана мифологическими сюжетами.

Если отбросить сухие отчёты и статистические данные, то город предстанет иным, чем его показывает научная и справочная литература.

Если воспринимать историю города в тесной связи с жизнью горожан, то сразу в глаза бросится исключительное количество слухов, рассказов о происшествиях, порой весьма странных и таинственных. Специфический городской фольклор, возникший ещё во времена Петра, продолжает оставаться актуальным и по сей день, играя важнейшую роль в жизни Северной столицы.

Неудивительно, что миф и мистика коснулись многих граней и явлений жизни города. Даже такого петербургского явление, как разводка мостов.

В зыбком и трепещущем сумраке летних ночей создается ощущение, что на расправленных, как крылья, пролётах мостов можно совершить прорыв в вечность. Не споря с ней, не преодолевая её, но открывая возможность вырваться из рутины повседневного.

Сведение мостовых пролётов нарушает мифичность окружающей среды, смыкает миф и реальность в одной плоскости прямого радиуса моста.

Торжественность момента уступает место будничности перемещений по мосту. В свете северного утра моста превращается в путепровод, то есть качественно новое воплощение человеческих представлений о пользе и красоте.

При этом остаётся восприятие Петербурга как пространства, в котором всё фантастическое, таинственное является закономерным, неизбежным, постоянно повторяющимся, а следовательно, повседневным фактом существования и самого города, и тех, кто в нём оказывается.

Тайны невских мостов

Линия, а не объём – вот настоящая стихия Петербурга. Недаром это слово многократно закреплено в топонимике города, начиная от линий Васильевского острова.

На линии каждое событие становится знаком. Знак – неотъемлемая часть метафизического существования города.

А линия Невы – ординар. Вода во время наводнений поднимается выше ординара.

Постоянно выше ординара находятся только мосты. Гнутые спины мостов, кажется, вот-вот лопнут от напряжения. Но это только кажется.

На берегу реки отчётливо понимаешь, что суть жизни проста, как вода, – и так же неудержима в горсти и несжимаема в формулу. Жизнь – это то, что есть. То, что сейчас, то и твоё.