Полный крах надежды, годами лелеемой в сердце, запросто может разбередить душу человека; но лютая ненависть, живущая бок о бок с любовью, которую отец так и не сумел в себе подавить, заставила бы призадуматься любого психолога. Это было неестественно – более того, это было по-настоящему жутко. Однако он хорошо умел скрывать свои чувства – и ненависть подтачивала его изнутри, найдя, несомненно, в его натуре какую-то слабую, болезненную струнку, о которой не ведали даже самые близкие люди, и подвергая его мысли такому жестокому гнету, что в конце концов несчастный повредился в уме. Родные сочли, что отчаяние и злоба, много лет пребывавшие под спудом, лишили главу семьи рассудка, и последние годы, отпущенные ему судьбой, он провел в сумасшедшем доме. Природа наделила этого человека огромной силой – силой воли, чувств, желаний – и недюжинной, поистине кипучей энергией, заставлявшей его двигаться по жизни подобно мощному мотору; и до поры до времени мало кто мог бы заподозрить, какой плотный сгусток затаенной ненависти отравляет ему существование. Впрочем, сами близнецы обо всем знали – или по крайней мере догадывались. Они непрестанно ощущали отцовскую неприязнь – вперемежку с искренней нежной любовью, которая иногда подслащала горькую пилюлю, повергая их в недоумение. Говорили они об этом, однако, только друг с другом.
– Когда нам исполнится двадцать один год, – с грустью замечал иногда Эдвард, старший из братьев, – мы узнаем больше.
– Больше, чем хотелось бы, – отвечал Эрнест, и от этой мысли
И лица обоих заливала бледность. Ибо бомба психической энергии, в которую превратилась концентрированная ненависть их родителя, под занавес взорвалась неистовым воплем помраченного сознания. Во время последнего визита юношей в дом умалишенных, всего за несколько часов до своей кончины, отец прервал молчание. В присутствии санитара, который стоял у двери наводившей ужас, обитой войлоком палаты, он произнес – очень спокойно, но с такой силой, что его слова вонзились в их сердца, точно раскаленные иглы:
– Вас не двое, но
Братья, возможно, не могли сполна уразуметь, сколь велика холодная ненависть к ним, которую тщательно скрывал их отец; но они отлично поняли, что последние слова его были проклятием, вобравшим в себя всю грозную силу умирающего, и, втайне друг от друга, начали испытывать невыразимый ужас перед надвигавшимся совершеннолетием. В то утро, когда им исполнился двадцать один год (отец уже лет пять как отошел в вечность, хотя иногда у них возникало странное чувство, будто он рядом), оба вновь ощутили этот жгучий внутренний страх – безмолвно и сообща, как это всегда бывало в их жизни. В течение дня им удавалось отваживать его от себя – но, когда старый дом окутали сумерки, в сердца близнецов мало-помалу стала закрадываться безотчетная тревога. Их напускная храбрость стремительно таяла… и они упросили местного священника – своего давнего друга и в прошлом наставника – посидеть с ними до полуночи. Священник, весьма расположенный к бывшим воспитанникам, согласился бодрствовать до означенного часа; вдобавок он был немало заинтригован их чудной убежденностью, что до конца дня – иными словами, до того, как часы пробьют полночь, – проклятье того ужасного человека каким-то образом обратит против них свою силу.
По окончании торжества, когда гости разъехались, все трое расположились в библиотеке – комнате, в которой прежде обычно проводил время их отец и которую после его смерти почти не посещали. Мистер Кертис, крепкий мужчина пятидесяти пяти лет, твердо веривший в духовные силы и начала, как светлые, так и темные, ради блага юношей сделал вид, будто относится к их наваждению с добродушным скепсисом.
– Я даже на миг не допускаю мысли, что такое возможно, – авторитетно заявил он. – Все духи находятся в руках Божьих, а злые духи – тем более.
На это Эдвард дал в высшей степени необычный ответ:
– Если отец и не явится сам, он пришлет гонца.
Эрнест согласился с братом:
– Все это время он готовился к сегодняшнему дню. Мы оба поняли это давным-давно – по тем странностям, что творятся вокруг, по нашим снам, по дурным приметам разного рода и по приливам страха, который вновь и вновь наплывает неизвестно откуда, особенно в последнее время. Не так ли, Эдвард?
Тот, содрогнувшись, поддакнул.
– В последнее время отец обрушился на нас с новой силой, – подтвердил он. – Нынче вечером он нанесет очередной удар по нашим жизням, умам или душам.
– Не исключено, что яркие личности
– Именно это мы и чувствуем. Хотя ничего серьезного пока не случилось и прошло уже много лет с тех пор, как…