Так тихо плачет супербог

«Ласточкино», несмотря на ранний час, оказалось набито почти до отказа. Его контингент пестрел братками, проститутками и пенсионерами. Братки пили водку и переругивались. Их столы ломились от снеди, а ноги поминутно ударялись о пустые бутылки на полу. Проститутки топили напомаженные окурки в пепельницах и жадно глотали кофе. Пенсионеры со скрипом жевали свои заказы. Издали было не понять, что именно они едят: обзор закрывали панамки и соломенные шляпы, уложенные на столе возле тарелок.

Интерьером «Ласточкино» походило на провинциальный отель. Обои изображали берёзовую рощу, умытую солнечным светом. Поверх них висели рамки с фотографиями птиц, лесов и деревень. Эти картинки повыцвели и кое-где не оставляли и намёка на своё содержание.

Единственным ориентиром служили подписи.

Прежде чем заговорить, Юрий задержал взгляд на одной из таких. В него всматривалось белое пятно с двумя вертикальными чертами. Он долго смотрел на него в ответ, пока не заметил название: «Мишки в лесу». Тогда Юрий, будто поверженный этим знанием, подал голос.

— Я уеду, уеду, уеду-у…

Аня тщательно прожевала блинчик и нахмурилась. Она стеснялась актов щедрости. И потому скрупулёзно ела угощения, смотрела фильм по билету, подаренному Юрием, и так же читала его книги.

— Ну, Малинин, — сказала Аня и переложила блинчик ему в тарелку.

— Ехать мне надо, родная. Вот что. Наверно, в Америку. Пальмы, солнце, экономика первая в мире.

— Не поняла. Что, опять за старое? — Аня имела в виду розыгрыши.

Чтобы развеселить её, Юрий частенько чудил. Доходило до греха. На стене в комнатушке Ани висели постер патлатой группы Cinderella и календарь с Шатуновым. Всем, как одному, Юрий нарисовал усы Гитлера. Ещё он любил таскать из Театра маски: то чёрта, то лебедя.

— Мы тут, — он оглянулся, нет ли поблизости ушей, — с Францем… знаешь его? Он английский на Горке преподаёт, такой…

Юрий затих в попытке припомнить хоть одну выразительную черту Франца и не сумел.

— … такой. У нас с ним был уговор. Прости, не говорил… Ты не подумай, там не криминал, ничего такого. Был, потом повздорили. Я и уехать не из-за него хочу. Повод будет. Очень скоро.

Аня отложила ложку и уставилась на Юрия. В ней читалось недоумение ребёнка, для которого смерть бабушки — не трагедия. А только прекращение цепи пирожков, компотов и чая с малиной.

— А кто играть будет, мася?

Юрия охватил неожиданный импульс смелости.

— Поехали со мной. Документ сделаем.

В слове «документ» Юрий упорно делал неподобающее ударение на «у». В другое бы время Аня улыбнулась. Но тут опустила кончики губ и настороженно на него взглянула. Она не понимала спонтанности.

Аня здраво считала лучшее врагом хорошего. Перспектива потерять всё — пусть и в теории, пусть и необязательно — пугала её. Страх отразился в том, как она положила варенье Юрию на блюдечко.

Пальцы Ани взяли ложку рассеянно. За самый изгиб у черпала.

Убеждая, Юрий взял её руку. Аня легонько погладила его ладонь.

— Глупость. Куда я поеду? Денег нет. Работа. И язык не знаю.

— А не проблема, у тебя переводчик будет.

— Откуда? Ты, что ли, наймёшь? На какие шиши? Ты чайка, а не миллионер. У тебя бабок не больше моего.

— Будут деньги, — уклончиво заметил Юрий. И этого Аня не понимала.

— Нет, я так не могу. Ты сразу скажи: так и так, Аня, хочу жить вот так, работать — вот там. Ну я посмотрю и скажу, что думаю. Но нет, мы ж любим загадки устраивать. А если ты дурью заняться хочешь, а? Уеду с тобой, и куда потом денусь? Одна, на чужой стороне? А если ты меня… И думать страшно. Я ж не знаю, что ты там навыдумывал.

— Всё легально, я просто стану знаменит. Как Василий Ливанов. Ты знала, у него орден какой-то королевский? Английской короны. Вот и я так, только в Америку… человек один должен быть, он поможет.

— А кто сказал?

— Фира, — сказал Юрий и осёкся.

Об инспекторе Фире знали все чайки, но он никогда не появлялся в компаниях. Он посещал каждого, кого хотел увидеть. Фира дожидался момента, когда его жертва оставалась одна. И тогда показывался с новым докладом от Министерства, директивой или халтуркой.

Его интересовали только слабовольные чайки.

Фира — это сокращение от Порфирия. За едкость и хитрость он получил кличку «чужеяд». Сколько Юрий себя помнил, Фира занимал пост инспектора Ретазевского филиала Федеративного Управления по Делам Сверхлюдей (РФФУДС) и не менялся год от года. Он будто родился сухоньким и тонконогим стариком в остроносых туфлях.

В людях Фира не вызывал первобытного ужаса. А вот чайки боялись его, ведь не имели смелости на отказ от его предложений.

— Я бы ему не верила. Он же мент, Юра, — Аня вложила в это слово всю силу пренебрежения. — Ему от тебя одно надо. Сила.

Радио-пианист зашёлся над партитой номер 2 в цэ-минор, BWV 826. Юрий знал это сочинение с музыкальной школы и слышал, что у него скверно выходит. И всё равно обратил рассеянное внимание в звук.

Вместе с раздражением голову поднимали голоса.

— Он мне как дедушка.

— Хреновый у тебя дед, если посылает внучка в ад.

— И всё равно, — Юрий старательно перевёл тему. — Ты со мной?

— Не знаю. Надо подумать. Я не хочу, чтоб ты жалел.