Талисман

На его губах, уголки которых злобно и разочарованно подрагивали, была кровь. Ника провела ладонью по собственной шее: так и есть, этот ублюдок укусил ее! Его зубы совсем рядом с самой крупной веной, еще бы чуть-чуть, и… Ну, Ликенион, гадина, наверняка знала, к кому и куда ее привела! Вот тебе и русский князь — псих, убийца, может быть, даже инкуб! Настоящая нечисть!..

Девушка выхватила нож, с которым никогда не расставалась, выставив блестящее, на совесть отточенное лезвие вперед. — В сторону. Выпусти меня, — резко скомандовала Ника, — или я тебя прикончу.

Она, не ожидая, что он добровольно подчинится, приготовилась к отчаянной битве.

Искательницу приключений трясло, но она умело скрывала свое смятение, намереваясь сражаться до конца. Он крупный, сильный. Скорей всего, полагает, что легко справится с женщиной в драке один на один. Придется ему доказать, что это — заблуждение! Но нет, он даже не попытался возразить, а повернулся к Нике спиной и отпер дверь.

Ника с ужасом обнаружила, что его спина — как сплошная рана. Создавалось впечатление, что Огдена держали прижатым к раскаленной решетке, прутья которой прожгли ему плоть, причем, совсем недавно — ожоги свежие, Ника чуяла запах горелого мяса. Но это же должна быть такая жуткая, свирепая, невыносимая мука, которую и представить себе нельзя! Пытка огнем — самое чудовищное, что можно сотворить с человеком, раны от ожогов наиболее болезненны и хуже всего заживают. Если бы Нике кто-то заявил, что душевные терзания страшнее физических, она бы плюнула ему в лицо. Сказать подобное способен лишь тот, кто понятия не имеет о телесных страданиях.

— Стой, — хрипло сказала она. — Огден? Какой выродок тебя пытал? Я бы ему за такое своими руками глаза вырвала, — она изо всех сил стиснула зубы. Бешенство клокотало в душе Ники, как лава в сердце готового вот-вот проснуться вулкана. — Странно, как ты на ногах держишься, как способен это терпеть? Другой бы уже умер!

Огден обернулся.

— Что тебе до того? — спросил он. — Я от ожогов не умру. Ничего страшного.

Выругавшись почище портового грузчика, она заявила:

— Поспорим? Разве что тебе повезло, и ты отличаешься особой выносливостью. Ты из России, как и я сама, — напомнила она. — Следовательно, не совсем мне чужой. И я желаю знать, как ты попал в рабство? — для убедительности она перешла на язык своей русской матери.

— Это было давно, во время оно… — сказал он на том же языке, который, однако, прозвучал необычно изысканно, так, словно… один из диалектов, на коем говорили столетия два назад. Впрочем, Ника много лет не была в России. Могла и ошибиться.

Огден замолчал, собираясь с мыслями.

Она указала ему на место рядом с собой. Он сел на постель. Нике почудилось, будто его чудовищные раны стали менее глубокими. Но, конечно, это нереально за столь короткий срок.

— Я действительно князь. Ты не представилась. Как твое имя?

— Ника, — сказала она. — Кто приказал тебе убить меня?

— Никто.

— Лжешь. Ты хотел разорвать мне горло. Ты что-то сотворил со мной, чтобы я не сопротивлялась, навел морок. А потом укусил! Чей приказ ты выполнял. Ликенион? Ты ее собственность, так?

— Ликенион хотелось бы так думать. Но она тут ни при чем. Мне нужна твоя кровь. Не ей. Мне. Потому что я голоден.

— Что еще за бред? Ты пьешь кровь людей? — Ника не верила собственным ушам.

— Кровь животных куда хуже. Это такая гадость! — с отвращением отозвался Огден.

Он что, нарочно ее пугает? Нике сделалось до того жутко, что она отодвинулась от мужчины и, подняв руку к горлу, сжала в ладони камею. Похоже, талисман Сына Света спас ее, предупредив о грозящей опасности, и в нем — ее надежда пережить эту ночь.

Огден коротко улыбнулся. Под верхней губой блеснули клыки. Таких она не видела даже у волков! Как она могла не заметить их раньше? Девушка моргнула и затрясла головой. В следующий миг лицо Огдена уже было вполне человеческим.

— Я должен бежать отсюда сегодня же, — сказал он. — Ты заявила, будто никому еще не удавалось подчинить тебя своей воле. Но ты толковала о людях.

— Да, — кивнула Ника. — Ты себя к людям не причисляешь? Ты не человек?

— Был человеком, — уточнил Огден. — Прежде. Но уже нет. Я вампир, — добавил он так буднично, словно это все разом объясняло. — Нет времени рассказывать долго. В двух словах, враг одолел меня и из мести обратил в раба, а затем продал в Рим, лишив изрядной части той силы, которой я обладал. Ликенион глупа, она жаждет уподобиться мне, но я не собираюсь ей в этом помогать. Она способна меня уничтожить.

— С помощью магии? Она владеет магией? Она ведьма?

— Она ведьма лишь в том смысле, какой вкладывают в это слово люди, желающие назвать женщину бешеной стервой. Но, по счастью, магией как раз не владеет. Зато пользуется тем, что днем я беспомощен. Мое время — ночь, с рассветом мощь покидает меня, даже крошечный луч становится для меня смертельно опасным. Если она прикажет вытащить меня на солнце, мне конец.

— О демоны преисподней, — пробормотала Ника, искренне сочувствуя ему. — И ты никогда не пытался удрать от нее?