Услышав ее голос, псы заметались в нерешительности. Они прекратили преследование, не зная, какому приказу следовать, и это спасло Эльберу жизнь. Правда, его все равно схватили и связали, завернув руки за спину — Араминта видела, как его уводили. Он обернулся, и в ее памяти накрепко запечатлелось его лицо, искаженное горем и ненавистью.
…А через полтора года Глария умерла. Что было вовсе не удивительно — на Рим обрушилась Черная Смерть, без разбору косившая мужчин и женщин, знатных и нищих. Сутками напролет за городской стеной пылали погребальные костры, и над столицей Италии висели клубы смрадного черного дыма, закрывавшие солнце.
Глария страдала не очень долго — всего день или два…
Как ни странно, Черная Смерть не обезобразила прекрасных горделивых черт — умершая казалась спящей. Своей властью Ишум совершил невозможное: он, запретив сжигать тело Гларии, похоронил ее в закрытом гробу в своем фамильном склепе.
Видимо, этой страшной жертвы оказалось довольно, и больше в доме казначея не заболел и не умер никто. Но Араминта почти сошла с ума от горя, в лице Гларии потеряв родную душу. Немного оправившись, девочка стала часто приходить в склеп и разговаривать с подругой, точно та все еще слышала ее. Их связывало слишком многое.
Благодаря Гларии Минта преобразилась, научившись всему, что никакими силами не удавалось вбить в ее голову наставникам. И главное: она накрепко усвоила, что такое честь, долг, верность и любовь, пример которых ежечасно был у нее перед глазами.
С тех пор минуло немало лет, и Араминте исполнилось девятнадцать. Нельзя сказать, будто бы она превратилась в ослепительную красавицу, хотя время и сгладило грубоватые черты девочки-подростка, а резкость движений сменилась уверенной грацией.
Девушка не чуралась придворных званых балов и чувствовала себя на них свободно. Уже не раз молодые люди, представители знатных итальянских семейств, предлагали ей руку и сердце, однако Араминта неизменно отвечала отказом. Никто ей не нравился. Минта ожидала, когда же, наконец, грянет гром, и отец потребует от нее сделать выбор.
Араминта внутренне готовилась к такому повороту событий, поклявшись себе, что лучше убежит из дома, нежели свяжет жизнь с нелюбимым. Девятнадцать зим — возраст солидный, ей грозило прослыть старой девой. Почти все ее сверстницы уже успели стать женами и матерями, и только Араминта оставалась одна, пусть и рискуя навлечь на себя отцовский гнев. Ишум осознавал, что его дитя с изрядной придурью, меньшей, правда, чем в детстве, потому не настаивал, опасаясь скандала. Он с раздражением думал о том, что, в конце концов, нельзя же выдать ее за жеребца из собственной конюшни, где девушка по-прежнему предпочитала проводить дни напролет! Лошади и неизменные собаки оставались ей куда милее не только мужчин, но и людей вообще.
Таковыми безрадостными размышлениями была наполнена голова казначея, когда король Аргеваль внезапно велел ему явиться для тайного, с глазу на глаз, разговора. Как ни странно, речь зашла именно об Араминте.
— Досточтимый Ишум, — начал правитель, — мне известно, что твоя красавица дочь все еще свободна, а брак с нею, безусловно, сделает честь любому итальянцу. Военачальник Туорг, одержавший победу в битве с врагами за вверенный ему приграничный форт, просит ее руки…
— Как?! — Ишум был настолько поражен, что осмелился прервать короля. — Разве с супругой Туорга, прекрасной Ликенион, приключилась какая-то неведомая мне беда, если он ищет себе новую жену? Я ни о чем подобном не слышал.
— Нет, — усмехнулся Аргеваль, — Ликенион пребывает, слава богам, в добром здравии, и расставаться с нею у Туорга нет и в мыслях. Твоя Араминта нужна не ему самому, а юноше, единственному оставшемуся в живых после многочисленных схваток защитнику форта Малиарак. Парня Туорг привез с собою в столицу, а я удостоил всех мыслимых почестей, каких заслуживают истинное мужество и верность Италии. Так что ныне этот простой воин стал богатым и знатным человеком, ровней Араминте — об этом не тревожься, твоя дочь попадет в благородные руки.
Идея короля не понравилась Ишуму, гордившемуся древней родословной. Однако он вовсе не был дураком, чтобы не исполнить просьбу — а если точнее — приказ — монарха. Правда, уломать Араминту, не слышавшую ранее об упомянутом Аргевалем женихе, представлялось делом весьма непростым.
— Мой повелитель, беда в том, что Араминта, как бы выразиться, не совсем… нормальная девушка, — осторожно возразил казначей, — как ни печально это признавать. Что, если воин, имени коего я не имею чести знать, не будет доволен таким решением и откажется взять ее в жены?
— Не просто воин, а князь Аггу, — поправил Аргеваль. — Странности же твоей дочери никого не волнуют. Я видел ее и знаю, что она отнюдь не уродлива, обучена этикету и способна составить достойную партию протеже Туорга. Не хочешь же ты сказать, что Араминта — идиотка и не поймет своего счастья?
— Вообще-то, она в самом деле не блещет умом, — вздохнул Ишум, отводя глаза.