«Как разумно, правда? — думал он, заведя наконец промерзшую машину. — Мне надо куда-нибудь поехать, потому что я не хочу, чтобы Буми меня увидел. Это звучит здраво. Почти спокойно. Так почему бы мне не вылезти из машины и не войти в дом?»
Машина тронулась. Он заметил, что обогреватель плохо работает. Не счищая с машины снега, Робин поехал в сторону стоянки — неподалеку от «Фрито Лей», где когда-то Талли и Робин занимались любовью. Робин вышел из машины и подумал о Талли. И закричал. Было воскресенье, стоянка была пуста, и Робин кричал и кричал. Он бегал вокруг машины, что-то выкрикивая и тут же забывая, пинал ногами то снег, то машину.
Наконец, совершенно измученный, но все еще возбужденный и злой, Робин открыл дверцу и полез в бардачок за обрезком стальной трубы. Он всегда просил Талли возить его с собой — просто на всякий случай. Ей он так и не пригодился. Зато теперь был нужен ему самому.
3
— Папа, поедем к маме, — сказал Бумеранг, слезая с дивана.
Робин, все еще в пальто, подошел к нему и погладил по голове.
— Подождем немного, ладно? Маме все еще очень плохо.
— Как она? — спросила Хедда, выходя из кухни прихрамывая.
— Она в реанимации. — Робин взял ее за руку и увел обратно на кухню. Он понизил голос так, чтобы Буми не мог услышать. — Они не могут остановить кровотечение.
— О Господи! — сказала Хедда. — Ты, наверное, голоден? Хочешь сандвич?
Робин покачал головой и пошел в ванную. Он долго стоял под горячим душем и только после этого отважился войти в спальню. Постель была застелена еще с субботнего утра.
«Никто из нас не спал на ней этой ночью», — подумал он, ощущая саднящее чувство вины.
Робин позвонил в магазин, проверить, все ли там в порядке. Хотел было позвонить Стиву и Брюсу, рассказать им про Талли, но понял, что не в состоянии. Хотел позвонить Шейки и рассказать ей, но и этого он не мог. Он прибрал в спальне, пропылесосил пол, пришлось долго искать, куда Милли запрятала пылесос. Потом он прибрал спальню Бумеранга и пошел вниз кое-что постирать. Складывая и убирая в шкаф чистое белье, Робин посмотрел на часы в спальне.
Было три часа. Почти все воскресенье еще впереди. Это просто невыносимо.
— Сынок, — сказал Робин, надевая пальто. — Я пойду посмотрю, как там мама. Когда вернусь, попозже вечером или завтра мы пойдем туда вместе.
— Папа, но ведь сегодня Новый год! — сказал Бумеранг дрожащим голосом. — Я не хочу, чтобы мама была одна в Новый год.
— Бумеранг, она сейчас спит. Она даже поговорить с тобой не может.
— Ну и что! Я на нее просто посмотрю.
— Я оставил машину на стоянке у клиники, Буми.
— А мы возьмем мамину машину, — настаивал Бумеранг.
— Нуу… Мамина машина в мастерской. — Робину было страшно неприятно лгать семилетнему мальчику.
— Неправда! Мы же с нее снег счищали сегодня утром!
— Я отвез ее в мастерскую час назад.
— Ладно, — сказал Буми. — Пошли пешком.
— Это далеко.
— Неважно, — настаивал мальчик.
— На улице страшно холодно. Градусов двадцать, и ветер ужасный.
— А я закутаюсь, — заявил Буми, натягивая курточку. — Как ты думаешь, мне дадут подержать малышку?
Смирившись, Робин замотал его шею шарфом,
— Наверно, дадут, сынок. Думаю, они позволят тебе все что угодно.
Бумеранг улыбнулся.
— Меня мама научила. Она говорит, надо быть… убедительным… и настойчивым. Рано или поздно они или разрешат, или выйдут из себя. Так или иначе, а ты выходишь победителем.
— Ты уверен, что этому тебя мама научила? — улыбнулся в ответ Робин, на мгновение забыв, что мама — это Талли, и что он теперь должен ненавидеть ее. — Придется мне с мамой серьезно поговорить, а?
От Техас-стрит до Стормонт-Вэйл путь был неблизкий. И ветер был ужасный. Но Буми ни разу не пожаловался и храбро шел, держа папу за руку.
— Когда мы увидим маму, — начал Робин, — она, скорее всего, вся будет в проводах и трубочках.
— Это называется ИВЛ, да?
Робин взглянул на сына.
— Верно. Это вам в школе рассказывали?
— Нет. Это мне мама объяснила, когда бабушка лежала в больнице. А что такое ИВЛ, папа? — спросил мальчик.
— Искусственная вентиляция легких, — пояснил Робин. — Не надо этого бояться.
— А я и не боюсь, — сказал Буми.
Вид Талли, неподвижной, тяжело дышащей, подсоединенной, казалось, ко всем имеющимся в клинике аппаратам, испугал Робина. Он опустился на стул рядом с постелью. Буми взял Талли за руку.
— Она теплая, — сказал он успокаивающе. — Все будет в порядке.
Робин тоже дотронулся до ее руки. Она была не теплой. Она была горячей.
— По-моему, у мамы температура, — сказал Робин.
Бумеранг прижался к матери щекой.
— Бедная мамочка, дорогая… — прошептал он. — Я так надеюсь, что ты меня сейчас слышишь. Я сегодня весь вечер буду молиться, чтобы завтра у тебя никакой температуры не было.
Вошла та самая суровая сиделка и как-то очень по-деловому сказала:
— Вам пора уходить. Здесь можно находиться всего несколько минут. А уж детям сюда и подавно нельзя.
Робин встал.
— Благодарю вас за помощь и поддержку, — сказал он, беря Бумеранга за руку.
— Папа, пойдем теперь посмотрим на маленькую?