Талли

— Я тебе ее сейчас покажу, — ответил он, полный решимости, и через минуту они въехали на стоянку Фрито-Лей. Было раннее воскресное утро. Стоянка была пуста, ни одной машины. «Камаро» на стоянке не было.

— Какого черта ты меня сюда привез? — спросила Талли, вытирая слезы. — Я не собираюсь заниматься с тобой любовью.

— Я привез тебя сюда, чтобы показать твою машину, — сказал Робин. — Но кто-то ее уже увел.

— Ты что — оставил ее здесь? — возмутилась Талли. — Ты ее здесь бросил, чтобы ее сперли?

— Нет, Талли, после того, что я с ней сделал, вряд ли кто-нибудь покусился бы на нее.

— А что ты с ней сделал? — тихо спросила она.

— Прости меня, я ее просто изувечил. Я взял тот обрезок трубы, который ты с собой возила, и выбил все стекла, и еще кое-что… Знаешь, даже хорошо, что ты не видела…

Жестом Талли приказала ему замолчать. Несколько минут она не могла ничего произнести.

— Как ты мог так поступить со мной? — наконец спросила она.

— Талли! Как ты могла так поступить со мной?

— Ты подонок.

— Обзывай меня, как хочешь. Я, по крайней мере, попросил прощения.

— Ты просто подонок. Теперь я ни за что не попрошу у тебя прощения..

— О, — удивился Робин, — у тебя, оказывается, другие планы?

— Поехали, — сказала Талли, садясь от него как можно дальше. — Хорошо, что я не видела мою машину. Ты не должен был привозить меня сюда. Ты должен был просто сказать мне. При сыне. Поехали.

Проходили дни. Дни, заполненные сном и едой и невозможностью нормально пописать, — из-за швов было больно. Дни, когда можно было не одеваться. Дни посетителей. Джулия, пока не приехала Лаура и не забрала ее, приходила почти каждый день. Приходила и что-то доказывала, не то уговаривала, не то отговаривала. Талли быстро надоедало вникать. Джулия поминутно твердила, как она счастлива, что Талли осталась жива.

«У меня и выбора-то не было», — думала Талли.

Дни шли за днями. И однажды Талли исполнилось двадцать девять лет, и никто и не вспомнил об этом, только Джек позвонил ей. Через несколько дней вспомнили все, но уже было поздно. Милли приготовила праздничный стол, и Робин попросил ее остаться на ужин. Хедда, Робин, Талли, Милли и Бумеранг ели куриные котлеты, приготовленные Милли, а Дженнифер лежала в столовой в плетеной колыбельке.

— Я почти жалею, — сказала Талли, — о тех годах, когда мне исполнялось то семь, то восемь, то пятнадцать, а я и не подозревала об этом.

Все посмотрели на Хедду и быстро опустили глаза в тарелки, кроме Робина, который, не мигая, смотрел на жену.

— Это что — обязательно? — спросил он Талли, когда они остались наедине. — Тебе необходимо делать так, чтобы всем было плохо? Тебе все еще мало?

Талли не ответила, вышла из комнаты и уселась в кресло-качалку в детской Дженнифер. Там она и уснула. Она вернулась в постель только в три ночи, но Робина в спальне не было. Она сошла вниз, но его и там не оказалось. В конце концов Талли нашла его в комнате Буми. Расталкивая мужа и складывая покрывало с постели Бумеранга, она говорила шепотом:

— Робин, сколько раз я тебя просила? Не кури здесь или хотя бы открывай окно — не надо ему дышать этой гадостью.

— Да, да, да, — отозвался он. — Ты говорила мне.

Проходили дни, заполненные поглощением еды, которую приносила преданная Милли, возней с Дженнифер, которую приносила та же Милли, сменой пеленок и переодеванием Дженнифер, чем, впрочем, тоже занималась Милли. Жаль, что Милли не занималась одеванием взрослых. Тогда Талли могла бы сойти вниз. Или даже выйти на улицу. А так она просто валялась в постели. Единственный в доме телевизор стоял внизу, а спускаться вниз не хотелось. Робин спросил, не хочет ли она, чтобы телевизор перенесли наверх, но и этого ей не хотелось.

Изредка Талли разговаривала с Милли. Очень редко. В основном она просто валялась в постели. Милли входила, открывала окна.

— Как погода, Милл? — могла спросить Талли.

— Холодно, миссис Де Марко, — отвечала Милли. — Холодно.

— Два раза одно и то же повторяет, — бормотала Талли.

Робин наконец-то вернулся на работу. Больше ничего он для нее сделать не может, думала Талли. Пусть лучше идет и зарабатывает деньги. Талли много спала, потом ворочалась в постели, глазела из окна, покрашенного когда-то Джеком. Часто трогала пальцами вертикальный шрам на животе, который живо напоминал ей о том, что Бумеранг и Дженнифер — ее единственные дети и других не будет.

Талли не могла собраться с силами и позвонить Джеку. Знала, что он ждет ее звонка, и просто не могла позвонить. Она не представляла себе, что скажет ему. И точно так же не знала, что сказать Робину. Талли разговаривала с Милли и Бумерангом. Еще она шептала разные ласковые слова маленькой Дженнифер. С Хеддой Талли совсем не разговаривала, даже когда мать приходила к ней в спальню спросить, не надо ли ей чего. «Милли приносит мне все, что нужно», — отвечала она, не поворачивая головы.

В начале февраля Талли наконец разрешила прийти Джеку. И то только потому, что испугалась: если не позвать его сейчас, он бросит ее и уедет в Калифорнию.