Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Через несколько дней к нам приехало национальное телевидение, снимать репортаж об этой уникальной операции: Беатрис не устояла перед желанием им сообщить. Журналисты даже решили показать репортаж во время вечерних новостей в следующую субботу, так как сразу после них начинался финальный матч Лиги чемпионов между мюнхенской «Баварией» и «Челси». Эффект был обеспечен. Как радовались Созиньо и Адриано! Давясь от смеха, они утверждали, что это УЕФА^[31] специально перенесла матч, чтобы получить себе и наших зрителей. Затем все строили рискованные прогнозы. Половина группы болела за «Баварию», а другая – за «Челси». К финалу, как часто бывает, счет был равным, но для нас матч завершился апофеозом – серией пенальти. И мы встречали их криками и прыжками то той, то другой стороны, пока не победили лондонцы.

Назавтра, в ночном перелете домой, я наполовину дремал, проваливаясь в ту неясную зону, которая разделяет размышления и сны. В то промежуточное состояние, когда размышление как будто может задать направление сну, а сон, в свою очередь, как будто может руководить размышлением, когда оно одерживает верх. Свет в салоне был погашен. Кажется, мы пролетали над Конго. Самолет несколько раз тряхнуло. Спокойно гудели двигатели. Мои мысли блуждали где-то далеко, а потом остановились на том моменте, когда я отправлял из Цюриха исправленный файл. Оттуда мысль перескочила на Андре Мальро, писателя-бойца, утверждавшего, что гораздо проще сбрасывать бомбы на невидимого врага, чем взять на прицел бойца, который вдруг обретает лицо, и выстрелить. Я вспомнил, как бесстрастно нажимал на клавишу «—» каждый раз, когда видел диагноз «транспозиция», у каждого следующего ребенка. У многих детей.

Чтобы не отступать от наших принципов.

Я знал, что этот врожденный порок неминуемо оборвет эти жизни. Для меня, как для пилота бомбардировщика, эти дети были невидимыми, безымянными, они почти не существовали. Теперь я вспоминал, как мы с бригадой не смогли устоять перед Дугласом и его родителями, потому что наши жертвы вдруг обрели лицо, жизнь, душу.

И тогда мы уже не смогли позволить смерти навести прицел и выстрелить.

ГОРЕЧЬ И БЛАГОДАТЬ

«Quintili Vare, legiones redde!

»^[32]

Август, 63 г. до н. э. – 14 г. н. э., в те годы император Рима, после поражения Квинтилия Вара, командующего римскими легионами в Германии.

Цюрих,

2001–2012

Одиннадцатилетний мальчик решительно вошел в мой кабинет, опередив родителей. Длинные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, еще больше усиливали исходящее от него ощущение свободы. В нем угадывался живой, хитроумный, немного насмешливый характер. Одним словом, привлекательная личность.

Мать держалась более строго, отец немного тушевался. Они пришли обсудить будущую операцию. Она будет заключаться в коррекции двух клапанов его сердца, которые перестали плотно закрываться. Я объяснял им наш подход:

– Сердце у ребенка вроде Робина при каждом сокращении выталкивает около пятидесяти миллилитров крови в систему кровообращения. Если больше половины этой крови возвращается назад, сердечной мышце приходится работать больше, чтобы обеспечить потребности организма. В долгосрочной перспективе эта перегрузка ее истощит.

– Но Робин хорошо себя чувствует. Он занимается спортом, как все его друзья, и ни на что не жалуется.

Инициативу в разговоре перехватила мать. Оспаривая мои аргументы, она призвала в свидетели сына. Он с хитрым видом вздохнул: он хотел показать мне, что не хочет зависеть от своей, по-видимому, чересчур заботливой мамы.

Я повернулся к нему:

– Когда ты играешь в футбол, бывает так, что тебе не хватает дыхания при усилии?

– Нет, все хорошо, я могу играть весь матч, как все.

Скептицизм мамы еще усилился. Я настаивал:

– Это потому, что у его сердца большие резервы. Мы предлагаем эту операцию не для того, чтобы улучшить его спортивные данные, а чтобы предотвратить разрушение сердца. Операция нужна не столько для того, чтобы сделать Робина звездой спорта, а чтобы помочь его перегруженному сердцу.

Робин воспользовался случаем:

– А, так я как раз и хотел бы еще лучше играть в футбол!

– Робин, ну я в этом и не сомневаюсь.

И я уточнил уже для его матери:

– Эта операция избавит от перегрузок, которые со временем истощат его сердце. Не завтра и не послезавтра. Может пройти десять, пятнадцать лет. Но не нужно слишком затягивать, поскольку, когда разрушение становится заметно, рубеж уже пройден, а возможности для восстановления ограничены, даже при удачной операции.

Она долго смотрела на мужа, ища поддержки своему скепсису, но не получила ее. Она снова повернулась ко мне:

– Вы во всем этом уверены?

– Да, в этом я уверен. Мы хорошо знакомы с такой развязкой. Классика из классики. К сожалению, мы слишком часто наблюдали ее в прошлом, когда ждали до последнего, прежде чем оперировать клапаны.