Там, где меня нет

Егор посмотрел на экран телефона и, тяжело выдохнув, положил его обратно в карман теплой парки. Он шел неспешно, с каждым шагом углубляясь во внутренний двор заброшенного завода на окраине города. Звучно хрустел снег под ногами. Казалось, что воздух шипел из-за крепкого мороза, но то был всего лишь характерный звук, издаваемый городской ТЭЦ во время сброса пара. Егору же хотелось тишины.

Он вспомнил, как в одном из недавних выпусков новостей рассказывали о какой-то там необычной комнате, где-то за бугром, в которой абсолютная тишина. Стены — как в фильме про космос и пришельцев. В абсолютной тишине не просидишь и часа — можно попросту сойти с ума.

Но как же так получается, что тишина, которой порой так не хватает, может в неумеренных дозах навредить и, возможно, даже убить?

Во внутреннем дворе завода, рядом с навсегда закрытыми воротами высотой в пять метров, он закурил. Старый добрый синий Winston. Мороз щипал кожу лица и пальцы рук. Дым был густым, тяжелым. Тяжелыми были мысли Егора. Что он здесь делает в поздний час? На кой черт договорился встретиться в этом месте, которое было неразрывно связано с детской беспечностью. На заводе работал отец. Он водил «Урал», и еще от его рабочей одежды пахло соляркой. Егор хорошо помнил огромную баранку большегрузной машины, в которую вцеплялся мелкими ручонками, когда отец брал его с собой на работу.

Завод закрыли в 92-м, и в этом дворе с тех пор каждое лето проводили вечера пацаны и девчонки. Жгли костры, выпивали, курили втайне от родителей. Смастерили тарзанку по северному манеру — подвязали пожарный рукав к выступавшей над воротами стальной балке — и стали упражняться в полетах.

Егору и самому порой хотелось покататься на этой самой тарзанке. Но тем вечером он смотрел на нее, скованную морозом, несуразную, и испытывал отвращение. К детству, к этому месту. К самому себе, в конце концов.

Он услышал шаги. Из-за угла выросла тень. Она, подобно черной воде, стремительным потоком достигла Егора. Он замер на месте, как будто тень парализовала его. Шипение прекратилось. Наступила тишина.

16

Из дневника Юры Мальцева

18.01.2007

«…тот вечер был тихим, безмолвным. Странное совпадение, что именно тогда я чувствовал легкость в теле, которой никогда прежде не было. Может, мы влияем на окружающую нас реальность куда сильнее, чем это может показаться? Что, если твоя боль тонкими, незаметными нитями тянется сквозь дома, сквозь людей, которых ты знаешь хорошо и которых вовсе не знаешь?

Мой отец погиб, когда я был еще совсем ребенком. Сход селевого потока забрал его жизнь вместе с жизнями других геологов, расположившихся на ночевку в маленьком поселке у подножья сопки. Многие знают об этой трагедии. Я знаю о ней. Но знания, увы, не способны заглушить немую тоску по человеку, которого я не помню, но которого я очень хотел бы узнать.

Быть может, мне даже повезло, ведь я могу искать его среди других. Наверное, поэтому я так тянулся к нему — к моему напарнику. Наверное, поэтому так велико мое разочарование. Сам виноват, ведь создал образ, в который поверил. Образ, который боготворил. Я мог спросить у него совета, а он мог поддержать меня. Но я знал его таким, каким хотел его знать. Волей случая он открылся мне с другой стороны.

И теперь меня мучает совесть, ведь я знаю человека, которого он обидел. Я должен молчать, но не могу, потому что этот человек нравится мне. Есть в ней что-то такое легкое, призрачное, как красота далеких сопок, как глубина чистого неба в погожий летний день. Я не могу предать это, оттолкнуть, замолчать…»

Не знаю, поняла ли смысл моего сочинения Ольга Евгеньевна. Рука вырисовывала имя, но мозг бунтовал. Хотелось оставить немного недосказанности. Теперь боюсь, что получилось слишком много.

Школьный урок. Литература. Тема: «Взаимоотношения отцов и детей». Думаю, она уже прочитала. Попросит ли она пояснить написанное? Оставит ли меня после уроков или пригласит встретиться после школы? Странно, но я испытываю такое дикое волнение при мысли, что мы с ней останемся вдвоем.

Сегодня я видел Дину. Она была со своими подругами. Кивнула мне, улыбнулась. Странно, но еще две недели тому назад я бы с ума от такого сошел, но теперь… как будто закончилась буря и остались лишь разрушенные дома, щепки, мусор. Может, какие-то химические процессы в моем теле вдруг прекратились? Может, это один из признаков смертельного заболевания?

Перечитывая эти строки, я все больше убеждаюсь, что начинаю сходить с ума. Если раньше жизнь виделась мне линейным повествованием, как в компьютерной игре, то теперь она стала расходиться по швам, а я стал все больше углубляться и оттого еще больше бояться неизвестности. Как тогда, у поселка, когда ноги уже не слушались, но я двигался за белой «Нивой», в которой сидел убийца.

17

Федор Валерьевич любезно предложил кофе с коньяком, но Даниил отказался. Сказал, что просто черного растворимого будет достаточно.

— Ну, может, тогда хоть «три в одном»? — поинтересовался старый учитель.