Там, где меня нет

— Возьми, — Егор держал в руке пачку сосисок из морозильной камеры. — Раздуется, конечно, но так хоть поменьше будет. Ты извини, я просто среагировал…

Даниил махнул рукой, мол, все нормально. Приложил холод к переносице. Вздохнул.

— Она сама рассказала? — спросил Егор, затянувшись сигаретой.

— Нет. Видимо, хотела, потому что… она писала об этом. Писала о том, как складывается наша жизнь, и о том, почему она пошла на это. В новогоднюю ночь она подарила мне вот что, — Даниил показал часы. — И еще сказала, что подарит мне историю. Но я думал, что все… страшнее, — он посмеялся через боль. — Да уж, точно: все познается в сравнении. Измена жены с лучшим другом — это еще ничего. Вот если бы она Руслана убила… Черт, да я теперь могу выдохнуть спокойно. Ну, по крайней мере, постараться.

Егор смотрел на него и не знал, что сказать.

— Она хотела, чтобы я все прочитал. Чтобы почувствовал боль, которую испытывала она. Разумно. Тебе так не кажется? У нее всегда мысли так двигались, знаешь, что хрен поймешь.

— Прости…

Даниил вновь взмахнул рукой, но в этот раз раздраженно.

— Почему ты не рассказал мне о вас с Алиной?

— А ты как думаешь? Это не та история, которой делишься с другом, попивая пиво. Тебе так не кажется? Я ведь… — он осекся. — Неважно, в общем.

— Как раз сейчас все это очень важно. Говори.

Егор молчал.

— Говори, — процедил сквозь зубы Даниил.

Вместо того чтобы ответить, Егор встал из-за стола, отпил кофе и повернулся к окну. Привычный вид открывался перед ним. Он не менялся годами, да что уж там — десятилетиями. Двор, в котором они с Даней играли, будучи восьмилетними пацанами. Дрались понарошку. Обиды были другими.

— Ты прав: я ревновал тебя к ней. Места себе не находил, когда вы начали встречаться. И вздохнул с облегчением, когда ты уехал. Конечно, мне тебя не хватало, но она была рядом.

— Она была расстроена.

— Но рядом. Я стыдился этого своего чувства, изображал из себя любящего брата. Да так оно и было всегда, просто граница будто бы пододвинулась, и я на полной скорости влетел в землю, как самолет, и развалился на части…

Даниил нахмурился, вспомнив отца.

— Неудачное сравнение, — заметив это, сказал Егор. — Но ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

— Не думаю, что я смогу понять.

— Но ты знаешь, что такое запретная любовь. Когда хочешь человека, но не можешь к нему прикоснуться. И в довесок чувствуешь близость, каждый чертов день, и с ума сходишь, потому что тело теряет контроль. Ты губишь лучшие свои годы на молчание, хотя тебе хочется кричать во все горло. Пылать.

«Это не любовь», — подумал про себя Даниил.

— Если тебе будет проще, то знай, что мы виделись с Ольгой в четверг и решили, что не будем больше встречаться, — продолжил Егор. — Так, как это было.

— Спасибо на этом, — с хмурой иронией проговорил Даниил.

Друзья помолчали. На фоне хрипело радио. Тихо так, будто специально придуманное для того, чтобы заполнять такие вот тяжелые паузы. Звуки радио отправляли далеко назад, в детские годы. Когда все было беззаботно, но казалось, что заботы более чем существуют и взрослые просто не понимают тебя, потому что они очерствели внутри, и умерло что-то тонкое, настроенное искусно, почти что нереальное, еще живущее в тебе. И кажется, что ты сохранишь это тонкое и нереальное до конца своих дней, но вот тебе уже двадцать, и ты становишься немного циником, потому что иначе никак; потому что девяностые вокруг и всем насрать на духовность, как, впрочем, и тебе самому. Ты просто пытаешься выжить, скопить деньжат, доучиться в университете, найти девчонку на вечер и отыграться на ком-нибудь, слить злобу за то, что пошел не тем путем, потому что было лень думать, а, может, думать и вовсе не получалось.

— Расскажи мне про ту кражу, — сказал Даниил.

— Если бы я знал что-нибудь, то рассказал бы тебе, — ответил Егор. — Я работал водителем в том магазине от силы два месяца. Временная работа, да и платили так себе. Когда случилась кража, клянусь тебе, я был дома. У меня нет алиби, но это правда. Я был новеньким, так что все стрелки на меня перекинули. Чижик угрожал мне. Вступился Руслан. Он сказал, что все разрулит, но сам, знаешь, делал такой вид, будто я обязан ему по гроб жизни. А сам ведь пытался нагнуть смотрящего. У него, наверное, совсем крыша поехала, ведь за Кравченко стоит братва из окружной столицы, а за ними — «солнцевские».

— Ясно, — Даниил потер шею, левое плечо.

— С ним еще один был. Пару раз точно приезжал. Вот он реально злой. Со стволом на меня лез, все пытался признание выбить. Руслан его утихомирил разок, аж очки слетели…

— Очки? — переспросил Даниил.

— Ну да. Не помню, как его зовут. В очках такой. Молодой — лет так двадцать пять на вид — и взгляд у него… ну, тяжелый взгляд.

Даниил нахмурился. Уставился на пустую кружку.

— То есть они Чижика вместе нагнуть пытались? Или как?

— Да вроде нет. Этот больше до меня докапывался. А вообще, хрен разберешь. Я тогда больше о своей шкуре переживал.

Егор отошел от окна. Сел за стол. Подвинул пепельницу на край стола.

— Еще кофе?

22