Там, где нас нет

Во сне Мишель раз за разом воссоединялась с семьей, а наяву изводилась от тревоги. Что, если Джеффи и Эмити не готовы ее принять? В этом мире они погибли, в другом – Мишель бросила их и ушла. Даже если они скучают по ней не меньше, чем она по ним (Эд клялся, что так оно и есть), вдруг они затаили обиду? Вернуть утраченное доверие не так-то просто.

Что еще хуже, концепция параллельных миров ставит под вопрос само понятие судьбы. Если твой удел – и не важно, зависит он от твоих собственных действий или от поступков других людей, – бесконечно вариативен, то жизнь твоя становится похожа на громадное дерево с бесчисленным множеством ветвей: некоторые – здоровые, цветущие, другие же – деформированы, а листва на них засохла или даже стала ядовитой. Сложи все свои жизни воедино – и увидишь сумму счастья, горя, радостных находок и тяжелых потерь.

Перебравшись в мир, где ее ждут муж с дочерью, Мишель изменится, породит новую свою ипостась, и как знать, к чему это приведет? Да, последствия коснутся судеб Джеффи и Эмити, но чьих еще? Сколько новых веточек появится на древах жизни других людей и стоит ли вообще об этом задумываться?

Мишель не была религиозна, но верила, что после смерти душу человеческую судят по ее делам. Поэтому она взяла на себя вину за гибель Джеффи и Эмити, изо всех сил старалась исправиться, и, пожалуй, небезуспешно. Если каждая жизнь – это дерево с (ну, допустим) миллиардом ветвей и к ним постоянно добавляются новые, пока ты наконец не умрешь во всех измерениях, то не важно, как ты прожил одну из своих жизней. Гораздо важнее, какова форма твоего совокупного древа жизни, ведь именно она отражает сущность твоей души. Наравне с каждой жизнью, в которой ты совершил дурной поступок или принял неверное решение, существует еще одна, параллельная, где у тебя был шанс поступить правильно. От подобных рассуждений у нее голова шла кругом. После ходьбы по дому Мишель, вконец измотанная, возвращалась в постель и тут же проваливалась в сон, а через двадцать-тридцать минут подскакивала снова.

Расхаживая по бунгало, она часто проходила мимо арки, ведущей в гостиную, и видела, что Эд Харкенбах по-прежнему сидит в кресле, сняв обувь и положив ноги на скамеечку для ног. Из кресла доносился негромкий солидный храп. Эд спал крепким сном и даже не думал просыпаться. Очевидно, его не терзали никакие сомнения.

Мишель отчаянно надеялась, что не сделает новой ошибки, не испортит жизнь Джеффи и Эмити из параллельного мира. Не стоит прыгать из одной реальности в другую наобум, без подготовки. Для начала нужно обмозговать все потенциальные трудности.

Однако около трех утра Мишель поняла, что сделать это попросту невозможно, ибо потенциальным трудностям не было числа. Во всем мультиверсуме не найдется гения, способного предсказать, какую замысловатую форму примет древо жизни. Мишель, конечно, не дурочка, но и не Эйнштейн.

Скрупулезный анализ и холодный расчет здесь бессильны. Такое решение нужно принимать не разумом, но сердцем, а сердце говорило: «Действуй». Да, сердце склонно к измене, но сейчас вариантов было ровно два: прислушаться к этому зову или провести остаток жизни в сожалениях, что Мишель не хватило мужества покинуть мир, где Джеффи и Эмити покоятся в своих могилах, и отправиться туда, где Смерть еще не собрала свой урожай.

48

Они вышли из кладовки. В правой руке у Джеффи был пистолет. Эмити водила лучом фонарика по спальне.

Два окна были покрыты толстым слоем пыли, третье разбито. Судя по всему, в комнату время от времени залетали птицы и в панике бились о стены и предметы мебели, пока не находили пути наружу: весь пол был усыпан птичьими перьями. За разбитым окном рос огромный дуб. На ковре лежали овальные листья, сухие и пожелтевшие, но их по большей части смело в угол комнаты. Листьев было много, и Джеффи понял, что ветер собирает эту коллекцию вот уже несколько лет. Они хрустели под ногами, от крошек исходил мучнистый запах.

Проходя мимо двуспальной кровати, Джеффи почувствовал, что от нее разит мочой. Хруст листьев и свет фонарика потревожил каких-то животных, и те запищали. Эмити посветила на матрас. На нем обнаружились две крысы. За эти несколько лет грызуны стащили с кровати постельное белье – а может, ветер постарался, – и теперь оно гниющей кучей валялось на полу. В обивке зияли дыры, и крысы тут же в них скрылись. Судя по звукам возни, в недрах матраса был целый лабиринт, причем весьма густонаселенный.

Чтобы приободрить дочь, Джеффи положил руку ей на плечо.

– Да, бу-э, но это всего лишь просто крысы, – шепнула Эмити.

Джеффи предпочел бы сам держать фонарик, но это невозможно: обеими руками он должен держать пистолет, пока не станет ясно, почему координаты этого мира помечены черепом и скрещенными костями. Кстати говоря, Эмити неплохо справлялась: сперва водила лучом из стороны в сторону, чтобы получить общее представление о пространстве, а потом по-быстрому проверяла подозрительные углы.