Там, где цветет полынь

– Закрывай глаза и доверься мне, – прошептал он. – Но ты должна пообещать, что сделаешь так, как я скажу. Без слов, без споров. Иначе ничего не выйдет, и я уйду. Будешь разбираться сама. И не разберешься. Поняла?

– Да.

– Ты согласна сделать так, как я скажу?

Разве был у нее выбор? Уйти домой и снова оказаться в четырех стенах, наедине с перекрытым краном. Все казалось предрешенным давным-давно. На другой улице этого города, куда менее шумной, куда менее серой. На улице красной сандальки. Уля шумно вобрала в себя полынный воздух и закрыла глаза.

– Молодец. – Рэм на мгновение притянул ее к себе, горячо дыша в щеку, а потом одним движением вытолкнул на проезжую часть. – Иди, вдыхай, смотри в темноту, ищи мертвеца.

Мимо, у самого лица, пронеслась машина, звонкий сигнал клаксона оглушил Улю. Если бы она оступилась, то попала бы прямиком под колеса. Взмахнув руками, чтобы не потерять равновесие, Уля попятилась назад, но ее встретил увесистый тычок в спину.

– Нет, возвращаться нельзя! – прошипел Рэм. – Ничего не получится, если ты сейчас спасуешь. Иди!

– Меня собьют!

– А если вернешься, проиграешь Гусу, поняла? Лучше пусть собьют… – Рэм замолчал, подыскивая слова. – Послушай меня. – Он оказался рядом. – У тебя есть один шанс разобраться, что к чему. Иначе… Я не шучу. Ты пожалеешь, что тебя не сбила чертова иномарка.

– Не черти. – Слова сами соскочили с губ, и Уля почувствовала, как неожиданно ласково Рэм проводит ладонью по ее спине.

– Иди. Я буду ждать тебя здесь. Только не открывай глаза.

В этот раз она шагнула сама. Подождала, когда очередная машина проедет мимо, и вышла на асфальт, позволяя тьме окутать себя с ног до головы. Темнота дышала перед глазами, податливая и совсем не страшная. Первый оглушительный вдох полыни заставил Улю согнуться пополам, но не сбил с пути. Она медленно выпрямилась. Теперь ее окружал рассеянный сумрак, и лишь фигуры будущих мертвецов проносились мимо, разрезая его своими очертаниями.

Где-то далеко шумели сигналы, водители били по тормозам, но Ульяна этого не слышала. Мир был бесшумен и вязок. Неотчетливые тени пассажиров тяжелых машин летели мимо нее, но ни в одном Уля не могла разглядеть скорой гибели. Она аккуратно пропускала мимо себя их сумрачные тела, держа на краю сознания, что она – настоящая – сейчас лавирует в плотном потоке и с минуты на минуту ее может положить лицом в асфальт прибывший по вызову полицейский. Как работает в этом новом, изнаночном измерении время, Уля не знала, потому мешкать было нельзя. Да и полынной горечи, которую она хватила ртом на первом круге, уже не хватало.

Уля дернулась вперед и в соседнем ряду заметила очертания еще одной машины – та приближалась: неспешно – здесь, но неотвратимо – там, в мире реального тела из мяса, костей и смерти. В одно мгновение Уля разглядела лицо водителя – состоявшее из темных лоскутков, оно все равно было зримым. Подбородок, чуть раздвоенный книзу, высокий лоб, округленные в страхе глаза. Это был он. Почти мертвец, приговоренный к гибели. Ошибка исключалась. Уля просто знала это, как в толпе узнаёшь приятеля со спины – особым узнаванием, даже не видя его целый год.

Уля распахнула глаза и с наслаждением вдохнула загазованный воздух. Ей казалось, что автомобиль должен быть еще далеко и ей хватит времени взглянуть в глаза водителю, прежде чем тот ударит по газам. Но в расчетах между двумя пространствами вышла накладка. Когда Уля позволила себе оглядеться, серебристый бампер уже налетел на нее и сбил с ног. Водитель успел затормозить и выскочил наружу раньше, чем поднялась Ульяна.

– Ты рехнулась? Идиотка! – заорал он. На высоком лбу вздулась вена. – Я тебе сигналил, ты обдолбанная, что ли?

Уля медленно перевела взгляд со сбитых ладоней на мужчину. Бешеные глаза с прожилками лопнувших сосудов разве что не извергали огонь. Было достаточно одного взгляда, чтобы крики утихли, резкие движения замерли, а зрачки, сузившиеся от ярости, заслонили для Ульяны весь мир.

Она увидела красивую ванную комнату. Синий кафель, подобранные в тон полотенца, большое зеркало, запотевшее от пара. Вот голубая шторка отодвинулась в сторону, и мужчина – поджарый, достаточно молодой, чтобы быть привлекательным, – переступил бортик ванны и встал босой ногой на пушистый коврик. Он еще переносил вторую ногу, когда потянулся вытереть зеркало. Бархатистая ткань поехала по мокрой плитке, мужчина взмахнул рукой, оставляя на запотевшем стекле смазанный отпечаток ладони, и рухнул назад. Его голова ударилась о бортик, рисуя на нем алый подтек, и медленно сползла вниз. Округлившиеся от неожиданности глаза почти мгновенно начали стекленеть.

Изломанная фигура, скорченная в ванной, нелепая нагота красивого тела и этот отпечаток ладони в зеркале заставили Улю сдавленно всхлипнуть. Она успела забыть, как это – быть в моменте чужой гибели. Если долго говорить о смерти, то само слово обесценивается, теряет смысл и устрашающий вес конечности. Но потерять цену может только слово, сам же процесс цены не имеет. Смерть выше человеческого отношения к ней. Она просто есть.