Там, где ты

– Нет, не легче, но чуть менее тяжело, может быть. Эти мысли все время со мной, всякий раз, когда я засыпаю или просыпаюсь. Но боль потихоньку начинает, как бы вам сказать… нет, не исчезать… Она вроде распыляется и висит в воздухе, окружая меня, всегда готовая пролиться в тот момент, когда я этого меньше всего жду. А еще, когда боль отступает, ее место занимает злость, а когда злость утихает, воцаряется одиночество. Такой круговорот чувств: стоит одному из них ослабеть, и следующее тут же принимает эстафету. У сыновей все, к сожалению, по-другому. – Она криво усмехнулась. – Я когда-то любила все неизведанное, загадочное. Мне казалось, такие вещи необходимы, чтобы жизнь наполнилась смыслом. – Она печально вздохнула. – Теперь у меня появились сомнения на этот счет.

Джек согласно кивнул, и оба на какое-то время погрузились в свои мысли.

– В общем-то все не так чтоб уж совсем беспросветно, – встрепенулась Мэри. – Будем надеяться, что Сэнди поступит как обычно и утром вернется домой.

– Вместе с Бобби и Доналом, – добавил Джек.

– Что ж, не теряем надежды. – Мэри подняла кружку и чокнулась с Джеком.

Глава тридцать седьмая

Джек провел эту ночь в крохотной спальне Бобби в окружении постеров со спортивными автомобилями и полуголыми блондинками. Потолок был усеян миниатюрными звездами и космическими кораблями, которые когда-то ярко сияли в темноте, но теперь только слабо светились – словно напоминая об отсутствии хозяина. У плакатов, наклеенных на двери и выцветшие обои, завернулись углы, лишив Хи-Мена его меча, Бобби Дьюка – ковбойской шляпы, а Дарта Вейдера – шлема. На темно-синем пуховом одеяле была изображена Солнечная система со всеми известными планетами и звездами. Кроме той, где сейчас находился Бобби.

На заваленном всякой всячиной письменном столе лежали компакт-диски, CD-плеер, наушники и журналы, тоже с фотографиями женщин и автомобилей. Несколько учебников, задвинутых в угол, явно занимали нижнюю ступеньку в иерархии ценностей Бобби. Полки над столом ломились под грудами CD и DVD-дисков, журналов, футбольных медалей и кубков. Джек подозревал, что здесь ни к чему не прикасались с того момента, как Бобби покинул эту комнату, чтобы больше в нее не вернуться. Он старался ни до чего не дотрагиваться и перемещался по ковру на цыпочках, чтобы не оставлять своих следов. Все в этой комнате существовало лишь в качестве бесценных музейных экспонатов.

Между постерами с автомобилями и обнаженными женщинами проглядывали обои с рисунками по мотивам «Паровозика Томаса»[11]. Ребенка от подростка отделяла почти незаметная граница. Джек оказался в жилище человека, который уже не был мальчиком, но еще не стал юношей, человека, застрявшего между невинностью и самореализацией, в самом начале пути к открытиям.

Ему снова почудилось, что он уже бывал в этом доме. Будто угодил в ловушку времени и не мог пошевельнуться. Приказ на листе бумаги, пришпиленном к двери, – «Комната Бобби: НЕ ВХОДИТЬ!» – строго выполнялся: плотно прикрытая, она хранила все сокровища не хуже настоящего сейфа. Джек погрузился в мысли о Бобби: жив ли он, где может сейчас находиться, следуя прихотям своей судьбы, и насколько изменился по сравнению с тем образом, за сохранение которого Мэри так отчаянно сражалась. А может, его земной путь уже закончен. Обречен ли он отныне на существование в облике уже не мальчика, но еще не юноши, в каком-то промежуточном месте в качестве промежуточного создания, у которого ничего не завершилось, ничего до конца не осуществилось?

Джек размышлял о собственном нежелании окончательно отпустить Донала и вспоминал слова доктора Бартона о подмене одного поиска, зашедшего в тупик, другим. Он соглашался, что в теории все так и есть, однако хранил твердую уверенность, что в его случае не было ни нежелания, ни неспособности двигаться вперед. Он отогнал от себя мысль о том, что, возможно, похож на Мэри в своем стремлении вечно цепляться за прошлое, которого давно нет. Джек натянул одеяло на голову и спрятался от звезд на потолке и от раскинувшейся над ним галактики. Если подходить к вопросу реалистично, погоня за Сэнди никак не могла помочь найти Донала, однако нечто, затаившееся в глубине сердца и разума, продолжало подталкивать его вперед.