Там, где ты (ЛП)

— Они обрисовали мне комнату!

— Что? — спрашивает мама и выключает воду.

— Кто-то из детей взял маркер и обрисовал всю мою комнату.

Я показываю маме нанесённый ущерб, когда в дверях за нами появляется тётя Оливия.

— О, Боже, — говорит она.

Один из четырёхлетних близнецов поднимает виноватый взгляд:

— Я не делал этого.

— Ах ты ж маленький...

— Роберт, — резко обрывает меня тётя Оливия. — Марк никогда бы этого не сделал. Никто из моих детей этого не сделал бы. Я их воспитала должным образом. И следи за своим языком.

Я смотрю на неё с удивлением, как будто она не в себе. Если не они, то тогда кто? Может, она думает, что это сделал я? Чёрт, вот прямо во сне?

Мама снимает с дверной ручки мою куртку.

— Кажется, у меня есть пятновыводитель. Он поможет убрать это пятно или, по крайней мере, сделать его незаметным. — Её голос напряжён, и мне кажется, что сейчас она рассержена, как и я, может даже больше. А затем в нос ударяет запах.

— Кто-то из вас здесь пописал?

Мэтью, один из близнецов, смотрит на меня своими большими печальными глазами:

— Мне нужно было сходить на горшок.

— Где?  — спрашиваю я требовательно.

Любитель маркеров, видимо, обрадовавшись, что внимание окружающих переключилось на другого, указывает на угол за широким круглым креслом. Я поворачиваюсь к Мэтью:

— Почему ты не сходил в туалет?

— Я сходил, — говорит он и в его глазах появляются слёзы. — Вон там.

— Не кричи на него, — говорит тётя Оливия резко, поднимая с пола любителя маркеров вместе с наполовину съеденным шоколадным печеньем. — Он ещё маленький. И если мне не изменяет память, ты мочился в постель, даже когда тебе было двенадцать.

У меня пропадает дар речи.

— Роберт, — говорит тихо моя мама. Она хватает меня за руку, но я поворачиваюсь и ухожу. Наощупь нахожу свои ключи и с грохотом захлопываю за собой дверь гаража.

Врач сказал моей маме, что волноваться не о чем.

Но это было унизительно. Я не оставался ночевать в гостях. Я не ездил летом в лагерь.

Каждый раз стирая мои простыни, мама убеждала меня, что это пройдёт, когда я стану старше. Мне с трудом верилось, но простыни стирались, сушились и возвращались обратно на кровать так быстро и так хорошо пахли горной свежестью, что я даже не успевал обдумывать произошедшее.

Отец никогда ничего не говорил. Но однажды вечером мой компьютер не запустился. А мне нужно было кое-что найти, и мама сказала мне воспользоваться компьютером отца. Отец спал в ожидании того, чем занимался каждую ночь напролёт. Он даже тогда вёл активный ночной образ жизни.

Я как раз собирался выйти из аккаунта электронной почты отца и быстро проверить свою почту, когда мне показалось странным, что в папке «Входящие» совсем не было писем. И в папке «Отправленные» тоже. Он постоянно с кем-то переписывался. У каждого в папках всегда есть хоть какие-то письма. А потом я проверил «Удалённые». И нашёл кучу писем, адресованных, большей частью, тёте Оливии, и несколько — тёте Уитни и бабушке.

Из любопытства и с неким чувством страха я открыл первое письмо. Оно было написано тёте Оливии как раз сегодня вечером.

Уитни считает, что ему необходимо сходить ещё к психиатру или, может, как минимум, к психологу, но Кэтрин не хочет ни в какую. Она отказывается его вести к врачам. Меня бесит, что она вас не слушает. В конце концов, вы — врачи. И я начинаю соглашаться с Уитни, что она никудышная мать. Если бы я мог, я бы сам отвёз его. Понимаете, ему двенадцать, и он до сих пор мочиться в кровать. Мне с трудом даётся находиться с ним рядом. В его комнате воняет. Он сам воняет. И я не могу ничего с этим поделать. Мне противен мой собственный сын. Хотел бы я, чтобы он был похож на твоего ребёнка, Лив. И всё эти танцульки хип-хоп, или что он там у себя в комнате делает. Клянусь, иногда я думаю, что он не мой ребёнок.

«Мои уши слышат только крики.

Я не знаю этого человека.

Мои вены леденеют и кровь заливает глаза».

ЛилУэйн, верно?

Глава

 

11

Эндрю

— Ты можешь приходить в любое время, Роберт.

— Вы уверены? Вы не против? — спрашивает он.

Он выглядит уставшим и разбитым. Я и сам немного устал. Вчера у меня ночевала Кики. Она не могла уснуть и устроилась со мной на диване. Когда же она наконец уснула, то развернулась поперёк, упираясь своими маленькими ножками мне в бок. Каждый раз, как только я погружался в сон, она будила меня тычком в рёбра.

Я улыбаюсь Роберту, подтверждая сказанное: