— А-а-а, Спот. Отличное имя. Платье! Конечно же! Какой я глупый. Должен был догадаться.
Я смотрю на Эндрю взглядом «
Он подмигивает и внимательно рассматривает содержимое моей тележки:
— Так что ты тут делаешь, друг мой? Я и не знал, что у тебя такой разносторонний вкус. У тебя там чертовски много рыбных палочек. Думаю, если их все вытянуть из упаковки, то получится воссоздать целую рыбную стаю.
Протягиваю ему список покупок:
— В нашем доме сейчас целая толпа.
Его улыбка исчезает, и он смотрит на меня несколько секунд изучающе:
— Твой отец...
— Нет.
— Я могу чем-то помочь?
— Нет, но спасибо, — я бросаю взгляд в его корзину, стоящую на полу. — А кому это пирожное и мороженное?
— Мне! — кричит Кики.
— А «Moo-llenniumCrunch»20
для папы? Да, малышка?Она тычет пальчиком Эндрю в нос. Мне хочется на них просто смотреть, навсегда сохраняя этот милый момент в своей памяти, и потом, позже, вспомнить и попытаться понять, каково это — быть любимым. И тут у меня появляется идея.
— Ой, а давайте я вас сфотографирую, — говорю я, сжимая в руке свой телефон.
— А-а, нам нравится фотографироваться. Правда, Кики?
Я ловлю момент, когда отец и дочь прижимаются друг к другу щеками и улыбаются, и делаю снимок. Потом показываю Эндрю фотографию. Кики тычет пальчиком в экран:
— Папа.
— Давайте я сделаю ещё одну, с вашего телефона, — предлагаю я.
— Да? Ну, давай, — Эндрю передаёт мне свой телефон, я делаю ещё одно фото, а потом возвращаю телефон обратно. Эндрю смотрит на него и показывает Кики. Она берет телефон и показывает фото Споту. Пока она это делает, глаза Эндрю встречаются с моими, и у меня появляется чувство, будто между нами идёт некая молчаливая беседа. Для меня его посыл звучит примерно так:
— Ну, — говорит он, сдержанно улыбаясь, — думаю, нам пора идти, да, Кики? — он кивает на мой список. — Похоже, тебе нужно ещё многое купить, да и у нас начинает таять мороженое.
Он берётся за ручки пластмассовой корзины и поднимает её. Рядом с двумя упаковками мороженого и вафельных рожков стоит бутылка красного вина. Я внезапно осознаю, что, даже если бы я захотел, даже если бы он предложил, по закону я ещё несовершеннолетний и не имею права выпить с ним и бокала вина. Реальность немного гасит моё возбуждение, нахлынувшее от встречи.
Стою, переминаясь с ноги на ногу. Мне хочется сказать: «Не уходи. Не сейчас». Но вместо этого говорю:
— Хороших выходных.
— И тебе.
Поворачиваюсь уходить и слышу:
— Эй, Роберт!
Поднимаю глаза, и он фотографирует меня. Телефон зажат в руке, в которой он держит Кики, поэтому я сомневаюсь, что снимок получился хорошим.
— Если вам нужна моя фотография, то с моей фан-страницы вы можете загрузить любую.
Он смеётся:
— Думаю, что этот снимок можно использовать в качестве билета в твой фан-клуб.
— Точно.
Я снова поворачиваюсь уходить, но он опять меня останавливает:
— Скажи, тебе нравится буррито?
— Буррито?
— Да. Ну, тортильи с бобами или говядиной...
— Да, я понял. В вопросе есть какой-то подвох?
— Нет. Это просто вопрос.
— Никаких «правильно» и «неправильно»? И мой ответ никак не повлияет на оценку теста или на что-нибудь другое?
— Ничего подобного.
— Тогда мой ответ «нет».
И этот ответ ему, кажется, нравится. Я ухожу в раздумьях,
Глава 15
Когда я был во втором классе старшей школы, у нас был учитель английского — мистер Джекобсон. В моей школе (как, впрочем, и в других) было мало учителей-мужчин, а те, которые были, преподавали у нас математику, науку или бизнес. Часто на полставки.
Мистер Джекобсон учил нас английскому языку. На уроках мы говорили о чувствах, и я был уверен, что у меня были
Я помню, что ему было 30-40 лет и он был женат. На подбородке у него была ямочка и ещё одна появлялась на щеке, когда он улыбался. И тёмные брови. Мне больше всего запомнилась его манера запускать пальцы в волосы и приглаживать их, прохаживаясь неспешно по классу. Я очень часто наблюдал за ним так же, как иногда наблюдает за мной Роберт, и представлял, что он старается пройти рядом со мной. Когда он вызывал меня, то всё внутри переворачивалось от неожиданного внимания.