Мама захлопывает дверь холодильника, опирается об неё спиной и складывает на груди руки. Она выглядит очень усталой. Мне кажется, что она заплакала бы, если бы были силы.
— Держись, хорошо?
В нашем доме не осталось места, где не крутились бы эти маленькие человечки или не были бы разбросаны их вещи, исключение — разве что комната отца. Но беспорядок в его комнате относится к уже совершенно другому уровню ада. Забираю мороженное с собой на улицу и укладываюсь поперёк багажника своей машины.
Светит яркое солнце и, чтобы увидеть фотографию Эндрю, мне приходится прикрыть экран телефонарукой. Улыбка Эндрю заставляет и меня улыбнуться. Подумываю написать ему сообщение, но что-то меня останавливает. Может быть, бутылка вина?
Неожиданно звонит телефон. Ник.
Так мне сказал Эндрю. Мне было интересно тогда и сейчас, а что, если это значило что-то типа «
Закрываю глаза и ненадолго подставляю лицо под тёплые солнечные лучи. Телефон звонит второй раз, потом третий. Я не расстанусь с Ником. Послушаюсь совета Эндрю. Но и отвечать Нику я не буду. Жду, пока звонок будет перенаправлен на голосовую почту, и пишу сообщение Эндрю.
Перед отправкой сообщения какое-то время раздумываю над его текстом, почти стираю, но потом думаю: «
Глава 16
Утро понедельника. Никакого звона будильников, грохота кастрюль на кухне и никаких шумных требований спиногрызов накормить их. Вчера детей забрали их отцы. Дом окутала приятная тишина. Тётя Уитни, скрестив ноги, сидит на кровати рядом с моим отцом — в её ладони зажата его нерабочая левая рука. В глазах тёти блестят слёзы. Каждый раз, когда грудь отца поднимается, с напряжением втягивая небольшую порцию воздуха, тётя Уитни шмыгает носом.
Я позволяю себе рассмотреть в деталях его лицо, открытые, но пустые глаза, чрезмерно натянутую кожу, пену, появившуюся вокруг его ноздрей и губ.
Тётя Оливия притянула из гостиной кресло, и теперь оно стоит возле его кровати. Она проверяет пакет, прикрепленный к поручню сбоку.
— Пусто. Уже ничего не выходит, — смотрит на меня через плечо и вытирает глаза. — Ты же сегодня не собираешься в школу?
— У меня сегодня итоговые контрольные, а после обеда тест по английскому.
— Сдашь позже, — говорит тётя Уитни резко.
Голос тёти Оливии звучит мягче.
— Роберт, когда ты вернёшься домой, возможно, твоего отца уже не будет с нами. Видишь это? — Она поднимает вверх пакет, на который смотрела минуту назад. — Его почки отказали.
— Поэтому у него появилась пена?
Тётя Оливия переводит взгляд на лицо отца.
— У него в лёгких жидкость, — потом она снова поворачивается ко мне. — Это твой последний шанс побыть с отцом.
Следующие полчаса я стараюсь не привлекать к себе внимания, принимаю душ и второпях тихо одеваюсь. Хватаю на кухне пару черничных вафель и засовываю их в тостер.
— Может, тебе ещё что-нибудь приготовить? — спрашивает мама, входя на кухню. — Я могу сделать бекон и пожарить яичницу.
— Нет, спасибо, — по правде говоря, я с утра не важно себя чувствую. Я могу сейчас справиться только с двумя сухими вафлями и выпить немного воды. Я
— Хорошо. Тебе не нужно быть здесь сейчас.
— Что будет, когда он умрёт? Я имею в виду, что вы будете с ним делать?
— Если честно, Роберт, я не знаю. У меня раньше никогда такого не случалось. Уверена, что твои тёти знают, что делать.
Тостер выплёвывает вафли. Беру их кончиками пальцев и кладу на салфетку остывать.
— Почему ты это делаешь? — спрашиваю. — Почему позволяешь командовать?
Она прикусывает губу и смотрит на меня так, словно я только что дал ей пощёчину.