Там избы ждут на курьих ножках

– Брось, с чего избе шевелиться? Хотя… я слышал, будто это избы Бабушки Яги, Матушки Ее Величества. Поговаривают, они живые, лучше отойти.

– Тут даже ухватиться не за что, никакого выступа нет.

– Тут надо вантузами! Встаешь и прилипа-ешь, встаешь и прилипа-ешь!

– Еще что-нибудь придумаешь, скажи! Плагиатор! В кино вместе ходили.

И вдруг Манька услышала стук… Громкий.

Стучали не в дверь, а где-то в подвале. Оборотни тоже замолчали, услышав стук, отскочив от избы и хищно присматриваясь. Двое вытащили оружие, и начали обходить избу, но в реку не полезли, а долго смотрели на воду и по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук.

Манька вздрогнула, переглянувшись с Дьяволом. Не обмолвившись ни словом, они метнулись в подвал, чуть ли не кубарем скатившись по лестнице.

Стук шел из-под пола.

– Кто там? – Манька нагнулась и спросила тихим срывающимся голосом.

Раздался тихий и жалобный взволнованный полушепот:

– Вы меня впустить не собираетесь? На смертном одре я, сегодня ночью оборотни мной закушают! И я оставлю о себе на память мои светлые рожки, да прыткие копытца…

Дьявол отрицательно покачал головой, но Манька заметила, что он ухмыльнулся.

– Не доверяют, – констатировал хриплый голосок. – Вот ведь беда, принесла старушка в ночь, очень царицу-дочь, абы кабы все на славу, да тут Манькина облава, словесами не меча, рубит голову с плеча… Ты, Манька, брось, изба не снесла бы яичко, если было бы злое личико! Я тут промок до нитки.

Дьявол склонился к половице и зло приветил гостя.

– Худая слава бежит, добрая в могиле лежит?! Каким ветром под избу задуло, паршивец? Перецеловался со всей нечистью, не мила она тебе что ли?

– Ты меня, Отец, сам спасал, нечисти бросал, подавиться мне хитро-мудрой матерностью твоею? Вот и отдавал, а кто как понял уже молодец, дело всему венец. Худо к Дьяволу, добро… в ту же сторону. Я не живой, не мертвый, меня ветер носит, кому горем, кому счастьем приносит.

– Богатенький стал в последнее время, – процедил Дьявол сквозь зубы. – Смотрел я, как обрастаешь лохмотьями. Из тебя, как из ведра, сыплется, а сам малюсеньким стал, не разглядишь под половицей.

Маньке было тревожно: с одной стороны, Дьявол пришлого считал нечистью, с другой обращался к нему, как к старому знакомому: на лице его мелькнула радостная, едва сдерживаемая улыбка, которой встречают старого друга, и неприятного в их разговоре было мало.

– Да откроете вы, али нет? – взмолился пришлый. – Замучили своими сочинениями! Изба просядет маленько, и придавит! Я от смертушки ушел и на смертушку пришел? Мне тут дышать нечем! – гость под избой закашлялся.

– А вы кто? – Манька склонилась к половице и приложила ухо.

– А кто его знает? По всем весям бегаю-летаю, память людскую собираю, птиц, зверей, леса охраняю, дремучую дрему веду за собой, если кто на свете… не жилец. Побудь, Манюшка, человеком, тут с боку колечко есть, дерни, дверца и откроется.

Дьявол кивнул головой, и Манька поняла, что он не против непрошенного гостя. С одной стороны, она ему доверяла, но с другой мог и пошутить. На всякий случай она прихватила в одну руку кинжал Дьявола, в другую серебреную стрелу. Повернула колечко в стене, и в полу открылась потайная дверца, которую нельзя было заметить: половица открывалась полностью.

Оттуда вылез старый старичок с круглыми глазками под широкими сросшимися седыми бровями, с широким бесформенным носом-картофелиной, с седыми спутанными волосами и растрепанной бородой, в которой застряли репьи и сучки. Видимо, бежал по лесу. В руке у него был кривой деревянный посох и холщевая пустая котомка. Одет он был в рваную в заплатах рубаху в горошек, подвязанный вязаным пояском с кисточками, в поношенный и замызганный полушубок, широкие холщовые штаны в такой же горошек, заправленные в портянки, в лаптях, сплетенных из лыка и подшитых берестой. Ростом старичок доходил ей аккурат до плеча.

Приметы современного времени подивили: медные серьги в ушах, оловянные перстни по штуке на палец, увешанный медными и железными цепочками. Но было на нем немного золотых украшений: маленькая пуговица на рубахе и, кажется, золотой зуб, который неестественно сверкнул, когда он улыбнулся во весь рот широченных припухлых губ. Странный гость, вроде человек, но чувствовалось в нем что-то нечеловеческое, как в водяном.

Со старика на пол полилась струями вода. Он снял с себя одежду и отжал ее. Даже семейные трусы, которые он снять постеснялся, были у старика в горошек. Сразу бросилось в глаза, что Дьявол для гостя недостаточно хорош. он посматривал на него искоса, хмурился и обижено выпячивал губу.

Старые знакомые – и чего-то не поделили, догадалась Манька, не было между ними мира, но и вражды тоже не было.

– Ты, Манька, шибко медная! Убить надо, и поделом! – проворчал старичок, рассматривая стрелу в ее руке, Голос у него был приятный, мягкий и не старый. Прозвучал таинственно, завораживая, будто поманил куда-то.