Там, на той стороне

— Только не вздумай сказать ему об этом… это негативно скажется на его эмоциональных показателях. У мальчика есть еще родственники? Кажется, Мишель Кэмпбелл упоминала что-то о своей матери.

— В документах указаны только родители. Надо сообщить в детское бюро.

—Стой!

—Ну что еще?

Адрианн Беннет уже не скрывал своего недовольства.

— Если комиссия признает у мальчика серьезные отклонения, то я смогу назначить лечение, которое поможет ему в будущем, независимо от того, каким оно будет.

— У нас нет столько времени, Роуз. Их деньги едва ли покроют расходы на следующую неделю.

— Тогда вычти недостающую сумму из моего жалованья, — произнесла Роуз.

— Ты должно быть сошла с ума! А ведь я говорил тебе, что не стоит привязываться к мальчику, — поучал ее Адрианн. Затем он вздохнул, словно осознавал, насколько она неотступна.

У Роуз созрел план.

— У меня есть все доказательства того, что мальчик не здоров. Дай мне ровно неделю, и я подготовлю полный отчет по болезни.

—И что ты можешь предложить взамен? — поинтересовался Адрианн Беннет.

Она знала, что рано или поздно клетка захлопнется. Но только не думала, что это произойдет слишком быстро. Все это время, ей удавалось избегать подобных намеков. Но Адрианн сделал то, что сделал бы любой похотливый мужик на его месте. Воспользовался моментом.

— Сегодня у тебя в шесть, — ответила она шепотом, но ей показалось, что сейчас ее слышал весь мир.

— Окей, — произнес доктор Беннет. — И одень бордовый костюм.

Она положила трубку, желая, чтобы этого разговора никогда не было.

Поздним вечером, когда городские часы пробили полночь, она сидела в кресле и допивала остатки вина. Как врач, она могла посоветовать себе игнорировать желания напиться, но как человек, которому нужна поддержка, подносила бокал к губам. Ей хотелось отвлечься, поэтому она решила мысленно вернуться в то место, от которого еще вчера бежала. Для этого Роуз решила прослушать запись.

Она сделала несколько заметок, записывая все то, что произносил Натан. Фразы были лишь маленькой частью из того, что происходило у него внутри.

Когда запись стала подходить к месту, что было для нее неприятно, она вжалась в одеяло еще сильнее, словно подобное могло повториться. На пленке слышно, как двое отчаянно борются. Она узнала свое тяжелое дыхание и нажала на стоп. Затем немного посидела и вскрыла новую бутылку вина.

Какой бы выбор она сделала, будь у нее возможность вернуться в свой кабинет, где Натан, который показался ей слишком взрослым, беззаботно болтал о всем, что спрашивала его Роуз. Почему она вообще решила в тот момент, что мальчику нужно лечение? Разве странный рисунок стал поводом, для утвердительного ответа.

Она знала, что нет. Все это была лишь формальность, которую она была обязана соблюсти. Роуз увидела в глазах мальчика страх, который засел у него глубоко внутри. И он словно пожирал Натана, забирая ту лучшую часть, что держалась в нем. Он питался им, присосавшись как червь и кто знает, что произойдет, когда страх насытится. Останется ли мальчик полноценным хозяином своего тела или же оно вытеснит его как ненужный орган. И уже теперь, она хорошо понимала, кто скрывался за этим страхом.

Роуз надавила указательным пальцем на кнопку с треугольником, ощущая себя человеком, что подписал смертный приговор. Звуки записи заставили снова пережить встречу с неизвестным. Только под новым углом. Многое, из того, что не слышала Роуз тогда, борясь за собственную жизнь, представало теперь в ином свете. Диктофон прекрасно улавливал каждый шорох, дыхание, шепот.

Среди всего хаоса, что звучал сейчас на пленке, она выделила для себя один и тот же голос. Кажется, он обращался к ней.

От этого ей становилось не по себе, но вино все же сделало свое дело, и она переживала теперь все эти чувства так, будто наблюдала со стороны.

—Ты не заберешь его у нас, Роуз!

Звуки борьбы. Отчаянный хрип.

—Каково тебе сдохнуть на глазах у мальчика, Роуз? Кажется, ты была плохим врачом, очень плохим!

Затем она услышала свой собственный голос, который прозвучал с надрывом:

—Помоги мне!

Она и правда попросила мальчика о помощи, но только помог ей кто-то другой.

Кто-то зрелый и знающий как укротить эти существа. Будто мальчик был порталом, через который выходили все эти мерзости.

Тот же мужской голос звучал на неизвестном ей языке, после слов которого, все прекратилось, вместе с записью. Дальше была чистая кассета.

Ей вдруг стала приходить на ум совсем абсурдная мысль, еще совсем сырая, как не пропекшийся торт. И нужно довести его до ума. И не только приготовить, но поместить в красивую подарочную упаковку, чтобы она наконец могла ее ясно озвучить. Со всеми доказательствами, хотя бы для себя. Потому что мозг все еще не воспринимал происходящее как что-то реально существующее.

Что если мальчик — это ходячая дверь в другой мир, который имеет место быть, ровно, как и наш?

Она рассмеялась, представляя, что если бы на третьем курсе ей сказали, что она будет верить в подобную чушь, то скорее всего бы посоветовала обратиться к врачу.