Читаем Там, на войне полностью

В полной безнадёжности я глянул на насыпь — танка Иванова там не было. Как испарился. Улетучился… Машина Латыша на самой малой скорости, бесшумно уползала в центр огромного поля, и два мои автоматчика бежали, не пригибаясь, в ту же сторону… Танки Фомичева один за другим по следу, проторенному гусеницами первой машины, рвались вперёд, соблюдая небольшие интервалы. Я находился в некоей прострации и, наверное, не малое время. Только уже не лежал на боку, а сидел, поджав колени… Раздался одинокий хлопок (выстрел 37-миллиметрового орудия — танка Иванова, больше некому). Я метнулся к каменной постройке, ведь договорились… Иванов снова подтвердил свою кличку «Везучий». Всё произошло мало сказать по плану — прямо наоборот: экипаж «тигра» пренебрег шалавым маневром Иванова, немцы наплевали даже на его затык на рельсах. Они всё своё внимание сосредоточили на машине Латыша. Может быть, даже выставили наблюдателя. И ждали. Встретили его выстрелом в упор, с опережением в десятую долю секунды — этого достаточно. А Иванов тем временем очухался, нырнул в перелесок. Сознательно или нет, тут понять трудно, а только его машина из лесочка выкатила прямо в борт «тигру», и он, почти не целясь (сам сказал!), саданул из орудия: «Хотел в башню. Но снаряд попал точно на стык башни и корпуса. Башню заклинило: «Тык-пык! Ни вправо, ни влево. Там переполох. Я вторым снарядом куда попало!.. Фрицевня рванула в эвакуацию: прямо под наш пулемёт — сами лезут… — Иванов недоумевал. — Как это её заклинило? Ведь снарядишко — вот… — он показал, — с гулькин. Если бы не заклинило, нам всем …ец.»

По его рации доложили в батальон результаты боя и просили срочно выслать санитаров и ремонтников. Только санитаров зря — в экипаже Латыша погибли все: командир машины, заряжающий и механик-водитель. Быстро нашли Романченко с автоматчиками: весь передовой отряд Фомичева ушёл вперёд. А у нас захват, исправная машина и полный боекомплект. Башню только отремонтировать, да это плевое дело, работы на полчаса. Ну, и потеря — один «валентайн» с экипажем.

Трофейный «тигр» оказался новенький и целёхонький, башню исправили, и около месяца ходил он в составе танковой роты нашего батальона. Двинулись вперёд, теперь уже на одном танке. Но ведь и передовой отряд не стоял на месте. Оторваться от него нам пока не удавалось… Остановились в следующем селе на самой окраине, а комбриг со своими танкистами уже там.

Соратники

Не успели толком оглядеться, появился посыльный:

— Подполковник Фомичев срочно вызывает командира разведки.

— Послушай, — сразу скукожился Романченко, — может, ты сходишь? Он меня… изгвоздовал… сучий потрох… Это из-за него я потерял те два танка… Так и совал меня вперёд, вперёд. Совал вместо своих!.. Вот такой он бережливый… — и давай дальше материться, невзирая на присутствие посыльного.

Я как мог урезонивал его, потом спросил:

— А как я представлюсь? Он же тебя вызывает?

— Скажи: «Новый командир разведки». А?..

Я пошел. Благо мы торчали на самом конце села, а Фомич (такая у него была кличка) в середине. Улица длинная. Иду. Опять какая-то ломота по всей спине, ноги ватные, во рту шершавая сухость. Скверно, когда идёшь к начальнику, к тому же чужому, на заведомую выволочку, а ведь командир передового отряда — здесь царь и Бог. Надо быть в полной форме, уверенным в каждом слове и торчать, как штырь! Хоть я ему впрямую не подчиняюсь — только взаимодействие и поддержка. Но испортить портрет он может, в смысле репутации. Ну-ну, поживём-увидим. А Романченко, по всей видимости, успел с ним контакты закоптить. И как неисправимый матерщинник, заменяя нецензурную брань, по его понятиям, более приемлемыми словечками, да ещё в переводе с украинского, мог и вовсе довести подполковника до белого каления. Шел я не спеша (куда торопиться?), старался обдумать ситуацию с разных сторон. Посыльный пританцовывал впереди, потому как за задержку нагоняй уже полагался бы ему.

Метров за сто пятьдесят до хаты, где находился комбриг, меня встретил Зорька Нерославский — начальник связи передового батальона. Каким-то путём он узнал, что меня прислали в группу Романченко, что-то сообразил или почувствовал неладное. Он двинулся по селу в надежде отыскать меня. Лучше и надежнее, чем Зорька, друга у меня во всём корпусе не было.

Мы остановились посреди улицы, как будто и не расставались. На его погонах обнаружилась третья звезда, значит, он только-только получил «гвардии старшего лейтенанта» — первый из всей нашей команды курсантов выпуска сорок второго года.

— Поздравляю, — выговорил я не без зависти, а она в этих обстоятельствах неизбежна и не такая уж белая.

Вместо ответа он обратился к посыльному совсем по-свойски:

— Луков, двигай к комбригу и громко доложи, мол, «они бегут, что есть мочи».

— А если спросит?.. — успел прокричать посыльный, убегая, и встал, как вкопанный.

— Скажи: «Я бежал быстрее их всех!» Вали! — посыльный кинулся к центру села.

Нерославский в нескольких фразах обрисовал всю неприглядность обстановки:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное