Там, на войне

Дошлые физики утверждают, что в центре самого безудержного урагана, смерча, цунами есть точка полного покоя, даже тишины! (Хочешь верь, хочешь не верь). Так вот, в центре самого страшного сражения такая точка тоже есть, только отыскать её не легко и не безопасно. На этот раз она совершенно случайно, сама собой образовалась и обнаружилась без каких бы то ни было усилий с нашей стороны. Не совсем в центре, но и не на краю. Боевые страсти разгорались нешуточные, и тем и другим было не до нас.

Я прилёг посреди голого поля, возле лежали командиры двух оставшихся танков, мы курили. Латыш, фамилию не помню — командир машины с очень хорошей боевой репутацией — и Иванов по кличке «Везучий». Пять других Ивановых в батальоне можно было бы назвать верхом толковости и «национальным достоянием» по сравнению с «Везучим». Ещё здесь возлежали два разведчика моего взвода. Они тоже курили. «Пока будет разворачиваться и разгораться этот бой, можно извлечь кое-какую выгоду: пройти двумя танками вперёд, а Романченко с автоматчиками постарается найти для нас, нащупать какой-нибудь проход. Авось сможем оторваться от передового отряда и назойливого Фомичева…» — это была одна из мыслей, что крутились у меня в голове. Но ближний «тигр» нам явно мешал. Без риска в такой ситуации ничего не сотворишь. Решение было простое и весьма определённое: Иванов отвлекает внимание «тигра» на себя и пытается перевалить через невысокую железнодорожную насыпь, а там метров через 15–20 молодой лесок — в нём легко скрыться, коли удастся проскочить эту насыпь. Если уж совсем начистоту, я его подставлял на все девяносто девять процентов, и, кажется, Везучий это понимал. Он часто моргал и согласно кивал головой. А Латыш тем временем должен был под прикрытием каменного станционного здания подойти почти вплотную к «тигру» и из-за угла, с уже развёрнутой на него башней, садануть из своего орудия по немецкой громадине в упор, бронебойным. Мы — два автоматчика и я — к тому моменту будем рядом, с другой стороны строения, и не дадим экипажу уйти. Так казалось… Предположительно… Но мозги время от времени отделялись и плыли в им одним известном направлении… Как бы парили… Это у меня!.. А потом не спеша возвращались… Так иногда бывает, и это значит, что они не хотят тебя слушаться или ты заболеваешь.

— Только не вздумай переключать скорость, когда будешь на рельсах, не застрянь там ни на полсекунды, — наставлял я Иванова, ведь каждый командир уверен: он-то знает, что, когда и как надо делать и как придется поступать его подчинённому, даже если все его советы годятся только для последующих воспоминаний на похоронах. В бою всё происходит не как задумано, совсем по-другому.

Танки Фомичева елозили по полю: высунется из лощинки один-два выстрела сделает и обратно в низинку, вперёд-назад. Пока командир одного из самых лихих экипажей, а таких всегда мало в любом множестве, не махнул рукой, не выматерился во все адреса, не скомандовал так, что у всех в шлемофонах рвануло: «Вперёд, засранцы! По фашистским блядям! На предельной скорости! По диагонали! Через всё поле — впе-рёд!»

У каждого, кто это видел, перехватило дыхание, и пот по спине. Сейчас все затаившиеся и спрятанные откроют огонь только по нему… Тут уж и второй двинулся след в след первому. Я понял: «Или сейчас, или … опять пропустим момент!». Дал отмашку одному и другому— оба были готовы. Первым двинулся Иванов-Везучий, он уже подкатывал к полотну, когда тронулся Латыш.

Машина Иванова шла нагло, бездумно, даже шалаво (у танков тоже есть походка). А танк Латыша — как-то слишком уж неуверенно, даже обреченно, словно слегка вилял задом… Иванов без труда взгромоздился на насыпь, как пьяный, качнулся на рельсах — дурее не придумаешь! — и заглох. Я понял: эти две-три секунды у него последние, сейчас «тигр» целится и саданёт ему в борт. Ничего от них не останется… и никого… Машина Латыша уже высовывалась из-за угла каменной постройки, как бы на прямой выстрел, но орудие у него не было довёрнуто вправо, всё грозило полным провалом … Так и произошло — они выкатили и стали доворачивать ствол орудия. «Тигр» выстрелил первым, в упор, одним снарядом: разбитый танк, мёртвый экипаж— снаряд «тигра» прошивает средний танк насквозь и вливает в пространство, кроме взрыва, расплавленный металл: там внутри огненный ад, по сравнению с которым преисподняя — это парная баня с вениками… «Валентайн» Латыша пятился задним ходом, наверно, механик-водитель успел включить заднюю скорость, да так и не снял ноги с педали газа…