Я засовываю руку в дупло. На его стенке действительно что-то очень твердое, чуть шероховатое, округлое, полуцилиндрическое, длиной около 20 и шириной около 10 сантиметров. Только не камень, а кусок очень прочной глины. Надо попытаться вытащить кусок наружу. Придется поработать ножом. До чего же неудобно им орудовать в тесноте дупла. И солнце печет немилосердно, жарко, хочется пить.
Наконец кусок глины отскочил от древесины, и я не без труда, слегка расширив вход в дупло, извлекаю находку наружу.
— Вот так камень! — смеюсь я.
Перед нами отличное сооружение — гнездо осы-сцелифрона, той самой, окаменевшее от пожара гнездо которой я нашел в городище. Ячейки — бочоночки слеплены из тонкозамешанной глины — их тут около 20 — и покрыты снаружи толстым слоем более грубой глины. Это защита от наездников. Следы их работы, отъявленных врагов сцелифронов, видны хорошо. Защитная нашлепка во многих местах просверлена тонким яйцекладом. Добраться им до личинки осы и отложить на нее яичко было нелегко — пришлось еще сверлить и кончиком брюшка конусовидную дырочку.
Туранговая рощица, в которой мы остановились, порадовала тенью и прохладой. И машина, раскаленная на солнце, остывая, тоже будто отдыхает от жары.
После обеда, предаваясь в тени безмятежному отдыху, мы почти одновременно услышали какие-то странные поскрипывания. Были они тихие, но отчетливые и донеслись со старой туранги. Будто кто-то на ней переговаривался друг с другом. К вечеру эта перекличка усилилась. Я несколько раз подходил к дереву, прислушивался. Но туранга, будто нарочно, желая утаить от меня свою тайну, переставала поскрипывать.
После жаркого дня ночь выдалась безветренная, душная и тихая. Еще с вечера с запада поплыли облака. Теперь они заняли все небо, звезд не было видно. Такая ночь после жаркого дня ужасна. Ее иногда в народе называют воробьиной из-за того, что якобы воробьи в это время гибнут сотнями. Никто не спал. Все мы мучались от духоты. Громко и тоскливо кричал пустынный кулик авдотка. Вспомнилась «Саша» Некрасова: «Словно как мать над сыновней могилой стонет кулик над равниной унылой…» Поскрипывания туранги стали будто громче, беспрерывнее. Еще над биваком тонко и пронзительно повизгивала летучая мышь.
Рано утром в умывальнике, на дне которого оставалось немного воды, я вижу муравья — желтого кампонотуса. Ночной житель, боящийся показываться днем, он каким-то образом почуял воду и пробрался к ней. А умывальник висел на палочке, воткнутой в щель под задним крылом автомашины. Видимо, отличные у него на этот счет способности. И неудивительно! Кругом такая сушь и духота.
Я принялся обследовать старое скрипучее дерево. В одном месте кора легко отслаивалась от ствола. Под ней влажно, белой пленкой вырос грибок. Сюда за поживой забрались муравьи-пигмеи, бродят короткокрылые жучки, носятся желтоглазые гамазовые клещи, копошатся колемболы. И больше будто никого. Нашлась еще одна большая личинка усача. Если бы таких личинок было даже несколько, вряд ли они могли скрипеть так много и громко.
Отделяю пласты старой коры. Между ними целый лабиринт щелей с многочисленными обитателями: бродят ложноскорпионы, заплетаются в коконы гусеницы совок, возле большого розового червеца, очень похожего на аргасового клеща, крутятся прыткие муравьи и бегунки. А вот наконец и выскочил геккон, за ним другой, третий. Тут их собралась целая орава, и, наверное, если обыскать все дерево, наберется еще немало. Все они, поглядывая на меня серыми с черной щелью немигающими глазами с каким-то особенным загадочным выражением, шустро перебегали с места на место и ловко прятались в щелки. Так вот кто на этом дереве разыгрывает скрипучие брачные мелодии, И как я сразу не догадался!
Прежде я находил только по одному, редко по два писклявых геккончика на одном дереве. Сейчас же целое скопище этих миловидных ящериц оказалось здесь не случайно. Они справляли брачный период и распевали призывные песни.
Зоолог С. В. Марков в книге «В джунглях Прибалхашья» о природе дельты реки Или описывает, что в тугаях, когда стихает ветер и наступает тишина, вдруг раздается то ли шорох, то ли шепот. Он никак не мог догадаться об источнике звуков. «Может быть, — писал он, — это шевелятся птицы, нашедшие ночной приют в ветвях деревьев, или само дерево расправляет воспаленные знойным солнцем листья и ветки». Не было ли и там песнопений геккончика?
Гекконы отличные скалолазы и древолазы. Они свободно передвигаются по вертикальной стене и даже бегают по потолку. Ранее считали, что эта особенность обусловлена особыми присосками на пятипалых лапках, вырабатывающих клейкое вещество. Недавно же ученые установили, что необыкновенная цепкость геккона объясняется кожными пластинами, на которых расположены микроскопические крючкообразные отростки. Для них даже стекло — шершавая поверхность.