Там, за чертой блокады

Переполненные эмоциями женщины захлебывались словами, чаще всего слабо связанными логикой и здравым смыслом. Они, перебивая друг друга, давали такие советы, от которых у Нелли Ивановны дух захватывало. Александра Гавриловна предложила обратиться прямо к «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину с жалобой на Ленсовет.

«Новгородское вече» продолжалось почти до полуночи, но на бумагу все еще не легло ни строчки.

– Так, довольно! Я не удивлюсь, что кто-то предложит обратиться прямо к товарищу Сталину. Чтобы не впадать в полный маразм, сделаем так: доказательность нашего срочного возвращения в Ленинград, с воспитательной точки зрения, обоснует Вероника Петровна. Главный акцент при этом надо сделать на то, что основная масса детей достигла школьного возраста, а школа может обеспечить только один первый класс… Аля, ты обоснуешь необходимость возвращения возрастающим количеством запросов родителей, особенно фронтовиков. Изабелла Юрьевна, вы докажете, что санитарно-эпидемиологическое и медицинское обеспечение выросших детей здесь не находится на должном уровне. Завтра утром все доказательства мне на стол!

На следующий день Нелли Ивановна зачитала вариант письма. При общем одобрении раздавались голоса протеста по поводу чересчур мягкого стиля.

– На жесткий запрос нетрудно будет найти и жесткий ответ, разумеется, не в нашу пользу, – парировала директор. – Жесткий запрос, пожалуйста, только в персональном обращении, – добавила она.

Не медля, директор вызвала Стогова.

– Вот письмо. Ты знаешь, что такое «аллюр три креста»?

– Да, я помню, вы объясняли.

– Но не сходи с ума! Не загони лошадь или, того хуже, не сверни себе шею. Скоро конец учебного года. Постарайся не завалиться на чем-нибудь. Меня совесть замучит от молчаливых упреков твоей матери. Не подведи меня! Помочь тебе в учебе, как оказалось, мы не в состоянии. Лошадь останется у тебя, благо Никитич дает нам еще одну кобылу. Я сказала Польди, чтобы собрала тебе заплечный мешок с продуктами. Сам реши, когда тебе лучше выехать.

Виктор шел к себе в группу и размышлял: «Конечно, лучше всего выезжать рано утром: выспаться, позавтракать, как все люди, и вперед – по свежей росе, под аккомпанемент первых птичьих голосов…»

Но дух противоречия, как обычно, подтолкнул к авантюре. «Надо ехать сегодня. В Асине переночевать, привязав лошадь на длинной веревке к изгороди. А утром, к началу занятий, подъехать к крыльцу школы на лошади!»

Когда Виктор подъехал к школе, двор уже был запружен ребятами. На территорию школы забежала лиса. Ребята с палками бегали вокруг здания в поисках зверька. Похоже, лиса давно уже убежала, но ребятня продолжала носиться, стремясь оттянуть начало урока.

При виде Стогова, чинно въехавшего на лошади во двор, интерес к лисе мгновенно пропал. Все внимание сосредоточилось на нем.

Виктор слез с лошади, но не так, как это делают нормальные всадники, а, перекинув ногу через лошадиную шею, съехал, встав сразу на обе ноги.

– Стогов, что это значит? – обратилась к нему директор школы. – Ты, случайно, не со скачек на приз «Золотой хомут»?

– Не, Зоя Федоровна, я сорок километров проскакал из Ягодного, чтобы не опоздать на занятия, – не моргнув глазом, сочинил Виктор.

– Похвально, похвально! – одобрительно кивнула директор. – Только не заезжай на лошади в класс!

Подошли друзья. Нина робко протянула руку к холке животного.

– Не укусит? – спросила она.

Виктор вспомнил, что когда-то такой вопрос задала одна из воспитательниц Пашке, приехавшему к ним во двор на коне. Вспомнил и ответ, тогда понравившийся ему: «Это же не собака!»

– Сколько же ты ехал? – сочувственно спросил Слава Хромов.

– Да я не торопился… часа два с половиной, может, три.

Стогов врал, сам не догадываясь, что за сорок километров пробега лошадь не бывает такой сухой и спокойной. Не догадывались и ребята, возможно в своей в жизни ни разу не садившиеся на коня.

Лошадь помогла сближению Нины и Виктора. Теперь, в заботах о ней, им приходилось вместе готовиться к занятиям. После обеда Нина подходила к дому Виктора. Они брали лошадь под уздцы и шли из поселка до конца огородов. Потом Виктор подсаживал Нину на хребет лошади, запрыгивал сам и, замирая от близости, вдыхая запах ее волос, щекотавших лицо, мечтал, чтобы путь до реки Чулым был нескончаемым. Может быть, Нина тоже испытывала что-то подобное, а может быть, просто трусила, но она категорически возражала против быстрой езды рысью и тем более галопом.

Виктор надевал лошади путы на передние ноги и пускал ее пастись, а сам вместе с Ниной приступал к урокам.

Отвлекаться Нина не позволяла до тех пор, пока не убеждалась, что он готов к завтрашнему дню по всем предметам. Виктору не терпелось продемонстрировать ей свою смелость и удаль. Каждый раз перед тем, как отправиться в обратный путь, он забирался на тонкую березу почти до самого верха и, оттолкнувшись, медленно, как на парашюте, опускался до самой земли, после чего отпускал ствол.