Танец Грехов

— Посмотри на Тихого. Он уже указывает в другую сторону.

Тень снова остановилась, не пройдя даже пяти метров и указывала в сторону, где лежал сам Однорукий. Тихий показывал два пальца.

— Идите. А мы посмотрим, кто здесь.

— Меня это уже в край достало! — крикнул Кинжал и, дёрнув Тихого, пошёл с ним в сторону упавшего ядра.

Когда они пришли к месту, Тихий указывал на сгусток чёрного пламени, как будто позабыв о том, что недавно чувствовал незнакомого человека.

Кинжал не без интереса поднял его и покрутил в руках.

— Жгучее, — прокомментировал он. — Видать, сгусток негативной энергии. Это что ли от того демона остаток? Неужели он откладывает ядрышки пламени? Тогда мы чертовски богаты!

Тихий протянул руку к Кинжалу, как бы прося ядро в руки.

— А тебе точно можно? Не дай бог взбесишься, я бы повременил…

Тихий в ответ просто сжал титанической хваткой хрупкую руку Кинжала и силой вырвал ядро. Снял с себя защитную маску и ненадолго сверкнул своей уродливой гримасой: впалые, бледные щёки, свисающая челюсть, гнилые зубы и кожа, сморщенная, вся в волдырях и кровоподтёках.

— Ладно-ладно, но лучше бы ты никогда своё личико не показывал, уж больно оно ублюдское…

Тихий проглотил шарик и глаза его вспыхли кровью пуще прежнего.

— Libero!

 — жутко прохрипел Тихий и защёлкал своей полуотпавшей челюстью.

— Эй, ты чего? — Кинжал вынул свой клинок и встал в защитную стойку.

— Sanguis! — Тихий задёргал руками и кровь пошла из его глаз.

Кинжал сделал выпад и хотел одним ударом лишить соперника головы, но Тихий сделал неуклюжий выпад и лишился только кисти руки. Из культи посыпалась какая-то чёрная субстанция.

Тени заплясали и Кинжал что есть мочи старался изрубить Тихого и, надо сказать, получалось у него что надо. Через несколько десятков секунд его соперник лишился ног, кистей, остатков от рук и даже верхней части головы. Нескладное туловище погрузилось в снег, заставив его шипеть от вытекающей чёрной крови. Тихий перебирал языком, продолжал щёлкать челюстью, что даже рассмешило Кинжала.

— Ты, надо сказать, мне никогда не нравился. Знаешь, видать ты и до превращения был не особого ума, раз позволи….

Вдруг Кинжал пошатнулся. Он почувствовал, как два холодных, мёртвых паука ползут по его телу. Он в испуге замахал Кинжалом, надеясь согнать ожившие руки мертвеца, но достать не смог. Холодные, мёртвые пауки ползли по нему, пальцами впиваясь в живую плоть.

— НЕТ! — крикнул он на весь лес, но одна из рук Тихого, истекая кровью сжала его кисть с клинком и не давала шевельнуться, а другая мерно ползла к лицу. — УЙДИ! УЙДИ, УРОД!

Отсечённая культя доползла до лица и Кинжал было схватить его одной свободной рукой, но вдруг протяжно взвизгнул. Он не смог удержать пленную пауком руку и мертвая культя, управляя живой рукой, заставила резануть самого себя. На холодный снег упали три его пальца.

Тем временем, второй паук приложился к лицу Кинжала, и парень почувствовал запах гнили, тонкую, сморщенную кожу, волдыри на руке и страшный, мёртвый поцелуй культи. Во рту он почувствовал какую-то тину и его бы вырвало, но мёртвая рука верно держала его. В голове заблестели странные картины, он почувствовал смерть, наслаждение, чудовищную боль и ненависть, ослепившую глаза. Но вдруг хватка ослабилась, паук дрогнул и рухнул на снег. Второй ублюдок, обхвативший руку с клинком, тоже устремился на снег за своим братом.

Кинжал рухнул на колени и его вырвало, не раз и не два. Увидев собственные срубленные пальцы, к глазам его подступили слёзы и его вырвало снова.

Когда он смог поднять отяжелевшую голову, во рту ещё стоял вкус мёртвой плоти. Он оглянулся и увидел перед собой дрыгающееся тело Тихого. Он шипел остатками своей челюсти, тело его почти что плавилось от вонзённого в грудь серебряного клинка. Увидев неаккуратный узор, напоминающий то ли собаку, то ли волка, Кинжал выдохнул. Это Шакал и Змей пришли его спасти. Слава Богу, что всё обошлось.

— Эй, придурок, — Голос показался ему совсем незнакомым, — жив ещё?

Подняв взгляд, Кинжала обуяла ненависть и страх одновременно.

— Так вот он ты какой… — прохрипел он, — Виктор Зверев.

Глава XVIII. Тайное всегда становится явным

Кинжал лежал почти что без сознания и лениво перебирал языком, издавая звуки, отдалённо похожие на человеческие.

— Ты ему рёбра, небось, сломал.

— Ага, — Однорукий отряхнул свой протез и довольно посмотрел на свою работу. Кинжал скорчился, его худощавое, бледное лицо залилось кровью, пара зубов лежала на полу рядом, а сам бедолага сбито дышал. На левой руке теперь, как и на правой, там, где поработал одержимый, осталось всего два пальца. Два на одной и два на другой — «Идеальная симметрия», по мнению Однорукого. На месте отсутствующих пальцев теперь темнели бурые ожоги. — Может ещё раз попробуем?