Танец на Глубине (СИ)

— Господин Васко! Давненько вас не было!

Волны старого шёлка, свисающего с потолка, похожи на бархат от покрывшей их пыли.

Господин Пти заламывает руки, видя пакет в его руках. Постарел. Не торопитесь, господин Пти, я сам подниму монеты с пола. Вам нельзя. У вас подагра. Да-да, на все. Ничего мне не будет, что вы. Просто не запирайте заведение.

Не запирайте…

Повсюду в полумраке безымянные тела. Пёстрые подушки.

Голова раскалывается.

Вот и его угол. Как здесь чисто. Господин Пти колдует над зельем и ворчит, что каждый раз начинает генеральную уборку, да проклятая подагра…

Дымок благовоний такой приторный, что хочется чихнуть.

От первой же затяжки тошнота. Он сегодня разве ел? Надо вспомнить, что он ел в последний раз… Вспомнить… Горлышко бутылки, не коснувшись бокала, наполняет его глотку терпким портвейном. Спасибо, господин Пти. Несите ещё. Несите всё. Я сам… Сам… Вторая идёт легче. Чёртов кашель. А вы постарались, господин Пти!.. Господин… Пти…

Огненное дышло «Кота» ревёт красным пламенем, но сейчас ему так холодно, что он тянет руки в злополучные поршни. Они мнутся и плавятся, стекают мутными лужицами в его сложенные лодочкой ладони. Покажи, что будет, когда ты послушаешь и сделаешь, как я сказал. Огонь лижет его руки, из оранжевого становясь белым. Теплеет. Новые детали двигателя покрыты угольным нагаром, и хозяин уже и сам не помнит, когда их поставил. Собственное лицо кажется ему жидким, и улыбка стекает куда-то к уху. Боль ушла. Он стонет от радости в подушку.

От третьей ему становится тихо везде.

Сердце больше не бьётся. Время остановилось. Замирают шестерни его опытного образца, что под стеклянным корпусом многие годы отмеряет силу нажатия воздуха о землю и тугие воздушные волны. Он всегда знал, что воздухоплавание так же возможно, просто не существует в их мире ни инструмента, ни транспорта… Он начинает с измерения воздуха. Над ним смеются. Ему всё равно. Только бы нашлась идея того самого колена, которое… Вдруг его тело стремительно теряет вес, и он плывет на волнах дымки у подножия Орфея. Ослепительное око чудовища тщетно ищет его, взрезая воды нестерпимым лучом.

Но Васко здесь нет.

Васко выше воды.

Он просто лежит на мерцающем тумане и ищет звёзды. Он смеётся, нежась в искристом пуху. Но Орфей слышит его смех, и смотрит, и выжигает дыру в самом его естестве.

Хватаясь за воздух, хватаясь за воду, хватаясь за собственные плечи, он рушится вниз. Отчаянно барахатается, как лягушонок в ведре, такой же жалкий, такой же слабый. Ему холодно от собственных слёз. Поверхность порта остается тусклой точкой над самой головой, и он кричит её имя…

Льдистые пальцы забираются ему в волосы, и огромные голубые глаза удивлённо смотрят ему в грудную клетку, прожжёную насквозь.

Он всхлипывает сквозь улыбку и берет в руки её лицо.

— Скажи мне, Селин: «Вот какой же ты дурак»…

Она задумчиво перебирает его пряди, тянет пальчик к обломкам рёбер и упрямо мотает головой. Паутина волос повторяет её движение. Они отливают перламутром, расцвечивая темноту.

Ему не удаётся задержать её ни на мгновение. Она вертится, обдавая его мягким сиянием чешуи, задевает акульи-острым хвостом.

— Я так и не успел показать тебе картины… я столько не сказал…

Она поджимает губки и накрывает пальцем его рот. Юркая и неуловимая, она вьётся вокруг и зовёт поиграть.

— У меня ничего нет для тебя, Селин.

Узкая ладошка шлёпает его по щеке, а голубые глаза совсем обижены.

Он успевает мазнуть по тёмному пятну на её щеке, и пальцы скользят по чешуе, как по стеклу.

Мерцающая голубым рука зовёт его вверх.

— Нет-нет. Туда мне не надо. Там Орфей. Он меня съел. Ай!

Полосы его крови в воде светятся красным, а на ладони тают отпечатки маленького зубастого рта.

— Ну правда… Я не смогу. Я устал… Я умер… Ай!

Теперь она красно-полосатая, как проклятая колючая крылатка, и он смеётся через боль.

— Как же я люблю те…

Шершавые холодные губы впиваются в его, а сама она вжимается в него так, что заполняет собой почти целиком его разорванную грудь. Он слышит, как в его крови бьётся её сердце.

— Селин…

Темнота взрывается в его голове и накрывает стремительно приближающейся сетью света.

***

Перепуганные Джонас и Лауро с замотанными лицами изо всех сил трясли капитана. Хмурая Флавия отсчитывала монеты, прижимая к лицу платок.

— Он едва дышит. Что делать-то?

— Бледный как полотно, — Джонас сам побелел, приложившись к трубке капитана.

— А ну не вдыхай, помрешь, баклан!

Запоздалый удар в пах согнул пополам Джонаса, и Лауро с Васко рухнули на ближайшую софу. Юнга закашлялся, содрогаясь от рвотных спазмов.

— Да не знаю я, что делать! — громкий шёпот Флавии был таким отчаянным, что навты не на шутку сдрейфили. — К Маркизу его! Срочно!

Чертыхаясь, но никак не комментируя состояние капитана, они добрели до чёрного хода трактира. Флавия через ступеньку помчалась в гостевые комнаты, барабаня в каждую встречную дверь.

— Полундра, Маркиз! Маркиз!!! Ты где! Полундра!

Одна из дверей распахнулась. На пороге стоял Маркиз.

Кружевной чепчик был туго подвязан аккуратным бантиком под подбородком.