— О, больше, чем нужно, милорд, — Халдон тонко улыбнулся. — Ланнистеры с легкостью наживают себе врагов, но, похоже, с трудом удерживают друзей. Их союз с Тиреллами распадается, судя по тому, что я тут прочел. Королева Серсея и королева Маргери дерутся за маленького короля, как две сучки за куриную кость, и обеих обвиняют в государственной измене и блуде. Мейс Тирелл забросил осаду Штормового Предела и отправился в Королевскую Гавань спасать свою дочь, оставив внутри замка чисто символические силы для удержания людей Станниса.
Коннингтон сел:
— Что еще?
— На севере Ланнистеры полагаются на Болтонов, в речных землях — на Фреев. Оба дома давно известны своим вероломством и жестокостью. Лорд Станнис Баратеон продолжает открытое восстание, а железнорожденные на островах тоже выбрали своего короля. Никто ни разу не упомянул о Долине, и это наводит меня на мысль, что Аррены ни в чем не принимают участия.
— А Дорн? — Долина далеко, Дорн близко.
— Младший сын принца Дорана обручился с Мирцеллой Баратеон, из чего можно предположить, что дорнийцы связались с домом Ланнистеров, но при этом у них есть армия на Костяном Пути, и еще одна — на Принцевом перевале, которые только и ждут…
— Ждут, — Коннингтон нахмурился. — Ждут чего? — без Дейенерис и ее драконов их главной надеждой был Дорн. — Напиши в Солнечное Копье. Доран Мартелл должен знать, что сын его сестры все еще жив и вернулся домой потребовать трон своего отца.
— Как скажете, милорд. — Полумейстер поглядел на другой пергамент: — Мы не могли бы найти лучшее время для высадки — со всех сторон потенциальные друзья и союзники.
— Но нет драконов, — возразил Джон Коннингтон. — Чтобы все эти союзники присоединились к нашему делу, мы должны им что-то предложить.
— Традиционная плата — золото и земли.
— Если бы они у нас были. Возможно, для некоторых и хватило бы обещания золота с землями, но Стрикленд и его люди рассчитывают оказаться первыми в очереди на лучшие поля и замки, отобранные у их предков, когда те бежали в изгнание. Нет.
— У милорда есть еще одна награда, — отметил Халдон Полумейстер. — Рука принца Эйегона. Брачный союз, который приведет под наши знамена один из великих домов.
— Дейенерис Таргариен когда-нибудь все же может вернуться домой, — ответил Коннингтон Полумейстеру. — Эйегон должен быть свободен, чтобы обручиться с ней.
— Милорду лучше знать, — сказал Халдон. — В таком случае нашим потенциальным друзьям придется предложить более скромную награду.
— Что ты предлагаешь?
— Вас. Вы неженаты. Великий лорд, все еще крепкий мужчина, без наследников, не считая этих кузенов, которых мы только что лишили владений; отпрыск древнего дома с прекрасным крепким замком и богатыми землями, которые, без сомнения, будут возвращены и, скорее всего, расширены благодарным королем после нашего триумфа. У вас есть имя, имя воина, а в качестве Десницы короля Эйегона вы будете говорить его голосом и, по сути, править королевством. Полагаю, любой амбициозный лорд захочет сосватать дочь за такого человека. Возможно, даже принц Дорнийский.
Ответом Джона Коннингтона был долгий и холодный взгляд. Временами Полумейстер раздражал его так же сильно, как и карлик.
— Не думаю. —
— Как прикажете, милорд.
Этой ночью Джон Коннингтон спал в покоях лорда, в кровати, некогда принадлежащей его отцу, под пыльным красно-белым бархатным балдахином. На рассвете его разбудил дождь и робкий стук слуги, желающего знать, чем милорд будет завтракать.
— Вареные яйца, поджаренный хлеб и бобы. И кувшин вина. Худшего вина из подвала.
— …
— Ты меня слышал.
Когда принесли еду и вино, он запер дверь, перелил содержимое кувшина в чашу и опустил туда руку. Леди Лемора прописала карлику уксусные примочки и ванны, когда опасалась, что тот мог подхватить серую хворь, но ежеутреннее требование кувшина уксуса выдало бы Коннингтона с головой. Должно было подойти и вино, но он не видел смысла в том, чтобы зря тратить хорошо выдержанное.