Танец с клинком

Взметнувшаяся вверх рука прервала речь старшего из охотников. Спустившись, я приблизился к нему спокойным и в то же время торопливым шагом, внимательно изучая стоящих перед мной э’вьенов с ног до головы. Отороченная мехом кожаная одежда, промокшая от талого снега и выпачканная бурой грязью, утратила прежний щеголеватый вид. Оплавленные бусины, испятнанная кровью вышивка, многочисленные мелкие прорехи. Из оружия охотникам оставили только ножи.

При моём приближении э’вьены синхронно пали ниц и терпеливо замерли в этом неудобном положении, упершись ладонями в выложенную камнями дорожку к особняку.

– Встаньте… – Собственный голос показался мне каким-то чужим – властным и излишне безжизненным. – Вы проделали долгий путь. И он был нелёгок. Старший пойдёт со мной, младшие останутся на попечении моих людей.

Развернувшись к охране, замёрзшей на крыльце особняка, я поманил к себе ближайшего:

– Разместить, накормить, переодеть, обеспечить медицинскую помощь.

Староста наблюдал за мной с плохо скрываемым интересом и, поймав мой вопросительный взгляд, пояснил:

– Ты здорово изменился за прошедшие месяцы. Пожалуй, даже чересчур.

– А разве у меня был выбор? – парировал я, вновь возвращаясь к старшему из троицы охотников: – Что с вами произошло? Кто напал на посланцев народа э’вьен?

Вопрос прозвучал неспроста. Это были мои люди, или подданные. И я нёс за них ответственность. Власть – это не только привилегии, но и обязанности.

– Пленные попытались сбежать, великий хан. Их и без того было слишком много. Воины племени оказались не готовы к тому, что у них отыщутся сторонники в этом городе, – спокойно ответил охотник.

На вид ему было примерно лет сорок. Длинные чёрные волосы, перетянутые налобной замшевой повязкой, поблескивали редкой сединой, смуглое лицо украшали сложные ритуальные шрамы.

– Пленные? – Удивлённый хмык Алексея совпал с моим вопросом. – Замечательно, что есть кого допросить. Кто они?

– Желтокожие, что живут у наших границ. Они осмелились пересечь Линию Черепов и напали на стойбище племени Лосей, вырезав его подчистую. – В голосе говорившего проскользнула глухая тоска и неподдельная боль. – Духи отвернулись от нас, чтобы там ни говорили шаманы. Святотатство не прощается!

– Как интересно. Думаю, что тебе явно есть что рассказать, воин. Но сначала необходимо обработать твои раны… – Переключив внимание на друга, я виновато развёл руками: – Ситуация изменилась. Поездка на базу отменяется.

Староста недовольно нахмурился и не сразу нашёлся с ответом. На это ему понадобилось секунд десять.

– Мне придётся отъехать, чтобы мы довезли сюрприз в целости, – пробормотал он, охлопывая руками карманы. И удивлённо замер, увидев перед собой мою раскрытую ладонь, на которой лежал чёрно-золочёный перстень главы рода Хаттори. – Не понял?

– Прошу тебя собрать всех «ушкуйников» и вернуться уже вместе с ними. Повелевай ими от моего имени, названый брат. Пусть готовятся выступать в поход.

Щедро оделив друга полномочиями, я смог совместить дружбу и долг, высвободив небольшое пространство для маневра. Предстояло навестить своих жён.

Влияние одной женщины на мужчину способно перевернуть его жизнь вверх дном. В случае если в твоём доме сразу две представительницы слабого пола, ты сразу оказываешься в меньшинстве. Первое правило японского гарема гласит: разделяй и властвуй! Ибо побеждать спевшихся змей значительно труднее, чем управлять ими поодиночке.

А мои спелись. Это произошло пока я «отдыхал» в тюрьме. И кто бы мог подумать, что существует такая возможность? Тут я себе бессовестно лгал, прекрасно зная, что Мэйли плохо замечает препятствия. И если не сумеет победить, то попытается слиться с противником и стать его частью.

Кажется, такому её целенаправленно учили в детстве. Память брата уверенно утверждала, что «сандаловой палочке» должно владеть искусством обольщения обоих полов. Этот момент я откровенно проворонил. И теперь щедро расплачивался.

Мои женщины не просто подружились. Скоротав первую ночь моего заключения в компании нескольких бутылок вина, девушки проснулись в объятиях друг друга. Поза объятий была столь недвусмысленна, что Алекса и Мэйли решили повторить уже на трезвую голову. Потом были совместные слёзы, взаимные утешения, нежность, поцелуи…

Их роман развивался столь стремительно, что, освободившись из мест заключения, я с удивлением обнаружил не соперниц, а любовниц. Конкуренцию никто не отменял, но правила игры изменились. И теперь их диктовал не я.

…Скользкий чёрный шёлк простыней выгодно подчеркивал обманчиво хрупкую бледность Алексы, тонкая мраморная кожа едва ли не светилась, контрастом выделяя светлое тело девушки на фоне тьмы. Откинувшись на спину в ореоле жемчужных волос, моя будущая жена бесстыдно любовалась смуглянкой, нагло восседающей у неё на бёдрах. Четыре столбца иероглифов у левой лопатки, нанесённые на загорелую спину наездницы чёрной как ночь тушью, полыхнули алым, выдавая продолжительную волну Силы. И всё это, стоило мне на один шаг нарушить неизвестно откуда взявшиеся границы.