Танго на цыпочках

— Красивой? Да что вы знаете о красоте! Вы, если когда и любили, хотя, не в обиду будет сказано, я сомневаюсь, что такому черствому, зашоренному работой человеку доступны истинные терзания сердца… Повторюсь, даже если вы любили, то давно уже позабыли, что это такое. В женщине главное не внешняя красота. Кожа, волосы, губы, это, безусловно, важно, но главное, главное — огонь! Пламя внутри, которое, прорываясь наружу, влечет, манит к себе. В конце концов, красивое лицо — тлен, сегодня есть, а завтра глядишь — и неумолимое время жадным языком своим слизало прекрасные черты. А огонь, он не угаснет никогда. Мужчины-мотыльки летят на него, чтобы сгореть дотла, с восторгом принимая гибель из рук красавицы. Сначала тлеют крылышки. Это не больно и не страшно, жертва всего-навсего теряет способность улететь прочь, но она и не хочет улетать. Наоборот, она изо всех сил тянется к самому сердцу пламени и лишь дотянувшись, понимает, насколько опасное мероприятие затеяла, но уже поздно… Да, уже слишком поздно. — Охимчик умолк, запутавшись в своих поэтических построениях и нелегких мыслях. Аполлон Бенедиктович попытался перевести мотыльково-огненные сентенции в нечто более доступное пониманию. Похоже, что Магдалена была не просто старшей сестрой невесты графа, а истинно роковой женщиной, погубившей обеих братьев. Да и доктору не удалось избежать чар погибшей соблазнительницы. "Роза небесного сада"! А пан Охимчик — натура тонкая, поэтическая, видать и стихи сочиняет, переписывает по вечерам дрожащею от волнения и вдохновения рукой в тонкую тетрадку, которую хранит под матрасом. В представлении Аполлона Бенедиктовича поэты были личностями в высшей мере странными и ненадежными, сегодня они одно придумают, завтра другое, послезавтра третье, а, разобраться — то правды в тех виршах ни на грош, выдумка одна. Вон пан Охимчик по жизни врет, так разве ж в стихах своих он правду скажет? Да ни в жизни. Пользуется, небось, даром, чтобы девицам головы кружить. Иии панне Наталии, верно, пел про розы, ангелов, мотыльков да свечи.

Тьфу, пакость какая.

— Вы ведь поняли уже, верно? — Юзеф, опустившись в кресло, обхватил ладонями голову.