Танго на цыпочках

А ей час от часу становилось все хуже и хуже. Священника привез Федор, сам, без приказу, и Аполлон Бенедиктович, сидя перед запертой дверью, за которой свершалось одно из великих таинств, тихо ненавидел Федора за эту его инициативу. Священник связывал госпожу Камушевскую со смертью, а ей нельзя было умереть. Ну никак нельзя, без нее жизнь теряла смысл, а еще Палевич поклялся: если она выживет, чудом ли, врачебным ли умением, не суть важно, но, если выживет, то он ее не отпустит, ни за что и никогда. И плевать на людей, на разницу в возрасте, на разницу в положении. Плевать на все, пусть только выживет.

Дверь приоткрылась, и отец Амвросий тихим торжественным голосом позвал:

— Аполлон Бенедиктович, войдите, пожалуйста.

Первая мысль: она умерла, но Палевич затолкал ее поглубже. Не умерла и не умрет, пока он здесь. Наталью нельзя было назвать бледной — ее кожа приобрела тот неприятный серо-желтый оттенок, указывающий на тяжелую болезнь, а глубоко запавшие глаза не блестели. Аполлон Бенедиктович даже не был уверен видит она его или нет. Отец Амвросий жестом указал на стул, стоящий у ложа больной. Палевич послушно сел.

— Добрый вечер. — Ее голос походил на шелест листьев, потревоженных ветром.

— Добрый вечер, пани Наталья.

— Мне очень жаль, что я доставляю вам неудобства. Но скоро это закончится, я хотела сказать, что вы… Вы свободны от своего предложения. Мне не нужно было заставлять вас. Это было неприлично.

— Пани Наталья, да что вы такое выдумали! Вы — самая красивая, умная, очаровательная, образованная девушка, которую мне когда-либо приходилось встречать!

Она улыбнулась, и щеки загорелись болезненно-алым румянцем смущенья.

— Спасибо. Мне еще никто не говорил столько хорошего. Но не надо врать, я же понимаю, я все хорошо понимаю. Я хотела невозможного, хотела быть счастливой. С вами я бы стала счастливой, с вами я чувствовала себя… защищенной.

— Наталья.

— Не перебивайте. Мне тяжело дышать, а столько всего еще нужно сказать. Позаботьтесь о Николя. Ему нежна поддержка, скажите, что я верю в его невиновность.

— Обязательно.

— Меня пусть похоронят в семейном склепе, рядом с Олегом. Это будет справедливо.