Танго на цыпочках

Засели с вечера, секрет Федор смастерил, хорошо, со знанием дела, видно, что не в первый раз в засаде лежит. Только в прошлые разы зверя поджидал, а теперь… Впрочем, и теперь зверь, разве ж человек, существо разумное, способен на поступки столь отвратительные? Аполлону Бенедиктовичу легче было думать о местном оборотне, как о звере. В зверя стрелять не страшно, зверя убить не совестно.

Смеркалось быстро. Просто вдруг в один момент небо упало на землю и разлилось по ней удивительно густой влажной ночью. Стало холодно, и Палевич мысленно поблагодарил Федора, прихватившего тяжелый овечий тулуп и бутыль рябиновой настойки, за предусмотрительность.

— Ишь сколько звезд. — Федор разговаривал шепотом, но в ночной тишине Аполлон Бенедиктович слышал каждое слово. — К заморозкам, видать. А ночь светлая, боюсь, что не придет. Светлой ночью тати не ходют. Что делать будем, если не придет?

— Придет. Должен придти.

— Ну, коли должен… — Федор, шумно вздохнув, оторвал взгляд от звездного неба и уставился вперед. С того места, где был устроен охотничий секрет, поляна просматривалась великолепно. В свете почти полной — день-два как на убыль пошла — луны трава и гладкие древесные стволы казались отлитыми из серебра и до того яркими, что смотреть было больно. Палевич зажмурился и едва не пропустил момент. Просто Федорово ружье над ухом вдруг рявкнуло сухим злым голосом и следом по лесу прокатился дикий, полный боли вой.

— Твою ж… — Федор выстрелил во второй раз.

— Не стрелять! — Заорал Палевич. Слишком поздно: на серебряной траве, возле приметной кучи валежника лежало черное тело. Оборотень еще шевелился, но даже издалека было видно: ранен он серьезно.

— Ты зачем стрелял!

— Ну так, ваше благородие… того… убивец жеж! — Федор и в самом деле не понимал причин начальничьего гнева, оборотня и убийцу подстрелил, за то награда полагается, а не крики и тумаки. Впрочем, до тумаков дело не дошло. Палевич, в который раз обругав себя — следовало заранее проинструктировать подчиненного — выполз из засады. Говоря по правде, ступать на залитую лунным светом поляну, было жутко, а ну как на траве и вправду не человек лежит, а существо мистическое, в легендах воспетое, с мордой волчьей и клыками звериными.

Однако опасениям не суждено было сбыться, ибо создание, подстреленное Федором, вне всяких сомнений, являлось человеком. Грязным, заросшим волосьями, обряженным в косматые звериные шкуры, но человеком. И руки, коими Вайдин оборотень зажимал дыру в животе, были человеческими руками.