Танго на цыпочках

Пальцы перемещаются на шею и, нащупав артерию, замирают. Да она же пульс считает! Поймет или не поймет, что я притворяюсь? Утешаю себя мыслью, что и у тяжелых больных сердцебиение бывает учащенным, например, от лекарств. Пальцы убрались с шеи. Скрипнул пол. Отошла? Снова приоткрываю глаза, да, она отошла от постели. Не далеко, к специальной стойке, где закреплен пакет с физраствором, с которым я соединена прозрачной пластмассовой пуповиной. Почти профессионально осматривает пакет — жидкости внутри осталось около трети и трубку. Мне тоже достается задумчивый взгляд. Господи, а, если она сделает укол мне? Подойдет и всадит какую-нибудь гадость прямо в вену, без посредников, так сказать. Этот вариант мы с Иваном Юрьевичем не предусмотрели. Нажать на кнопку? Рано, рано еще, но как бы потом поздно не стало.

В ее руку появляется шприц, пальцы уверенно зажимают трубку, полупрозрачная игла — я почти не вижу ее, перед глазами все плывет, пробивает пластиковую оболочку… все. Пора. Нажимаю на ту штуку, которую оставил мне Кукушка.

Тимур

Хуже нет, чем ждать да догонять. Особенно ждать. Время ползет вялой сколопендрой, каждая минута выматывает, с головой погружая в тупое спокойствие. Еще не сон, но уже вот-вот, на самой грани, стоит закрыть глаза и блаженная тишина ласково оттеснит напряжение.

Спать нельзя. Ника, наверное, тоже не спит. Она совсем рядом, в соседней палате, отчего ожидание становится совершенно невыносимым. Плюнуть бы на все, пойти к ней, но Кукушка предупредил, что, если Салаватов станет вести себя "неправильно", то из больничной палаты вернется в камеру. Нельзя сказать, что Тимур испугался, дело в другом: если он останется за решеткой, то кто тогда защитит Нику? Иван Юрьевич?

Да он спит, придвинув стул к стене. Глаза закрыты, дыхание спокойное, только пальцы сами по себе шевелятся. Словно у пианиста, которому снится, будто он на концерте выступает. Кукушка всхрапнул и от звука проснулся. Заморгал, словно в глаз что-то попало, и широко зевнув, поинтересовался шепотом.

— Ну, что тут?

— Тихо. — Собственный голос в тишине показался оглушающе громким.

— Это не есть хорошо. — Кукушка потер переносицу, и на всякий случай поднес черную штуковину, которая должна была подать сигнал, к уху. — Придет, я уверен, что придет.

Салаватов его уверенность разделял. Слишком велико искушение решить все проблемы одним махом, как тут не придти, но вот вопрос: когда. Сегодня? За окном уже светло, скоро день, а днем убивать неудобно: слишком много вокруг любопытствующих. Завтра? Еще одна бессонная ночь? Нет, пожалуй, завтра слишком поздно, тут счет на часы: ведь, если Ника очнется и даст показания…

Ей, наверное, очень страшно.

И все-таки, когда прибор на столе замигал зеленым глазом и зачирикал, Тимур растерялся. Целую ночь ждал, а тут растерялся.

— Ну, чего расселся? — Недовольно спросил Кукушка, поднимаясь. — Зовут, слышишь?

Дальше все происходило быстро, слишком быстро, чтобы уставший разум поспел за событиями. Поэтому Салаватов сначала действовал, а потом уже оценивал собственные действия. Да и чего их оценивать…

А светловолосая девушка в зеленом халате медсестры их появлению не удивилась, сразу все поняла. Надо же, оказывается, и блондинки бывают умными.

— Ждали, да? — Она кокетливым жестом поправила шапочку и улыбнулась. Улыбка, правда, вышла немного кривой.

— Ждали. — Подтвердил Иван Юрьевич. Салаватов кивнул, от холеного вида этой блеклой красавицы у него сводило скула от ярости.

— И он здесь. — Тоненькие пальчики разгладили невидимую складку на халате. — Выпустили, значит… обманули… а я, как дурочка, право слово…

— Вы не дурочка, вы умная, очень умная и очень сильная. Поверьте, при других обстоятельствах эти качества в женщине меня восхищают, но вы… Вы, Софья Сергеевна… Или вас правильнее было бы назвать Светланкой? Соня или Света?

— Обе. — Ни мало не смутившись, ответила она. — Но лучше Соней, так привычнее. А она тоже не спит?

Вопрос адресовался Кукушке, но ответила Ника.

— Не сплю. — Голос сиплый, а вид… Господи, да будь его воля, Салаватов размазал бы по стене эту белокурую стерву за то, что она сотворила с Никой.

— А… а это? — Соня достала шприц из кармана халата. — Врача позовите, а то еще загнется.

— С чего такая заботливость? — Поинтересовалась Ника.

— Мне сейчас лишний труп совершенно ни к чему, мне и без него хватит.

— Понятно… Смотри. — Ника неловко отодрала пластырь, который удерживал иглу. Отодрала вместе с иглой. Тимур отметил чистую кожу, без малейших следов укола, и улыбнулся. Все-таки, Кукушка — хитрющий мужик, этакий фокус придумать. И Ника умница, не испугалась.

А зеленые глазищи стали еще больше, горят огнем, а на лице застыло выражение праведного негодования. Ника злилась, Салаватов читал ее злость в нервно подрагивающих уголках губ, в побелевшем кончике носа и ярким зеленым искрам вокруг зрачков.

Первобытный человек, внезапно проснувшийся в теле Салаватова, требовал: во-первых, отомстить за самку, а, во-вторых, схватить эту самую самку в охапку и утащить в пещеру, подальше от посторонних взглядов.