— Ничего. — Федор задумчиво поскреб затылок. — Просидел он над бумагою два дня, а потом извинился, дескать, не знает, на каком языке тут писано. Только соврал ведь, небось, самому золото князево отыскать захотелось, прочел он эту бумагу, а мне сказал неправду, чтоб не мешал, значит, искать. Только я тоже не дурак, в город съездил с документом-то. И, верите, вот свезло же, словно сам Господь поспособствовал, встретил ученого человека, грамотного и честного, он мне сию бумаженщию на русский и переклал. Спасибо Янушу за совет.
— Янушу? Это кузнецу пропавшему?
— Ему. — Федор, вытащив из кармана кисет с табаком, принялся скручивать папироску. — Я ж ему про бумагу-то рассказал, и про пана Охимчика с его хитриками, ну, перебрал, грешным делом, с кем не бывает, а Януш со мною пил. Вот он, значит, и присоветовал брата своего, который в городе учителем работает. Я съездил и не зазря. И Янушу спасибо сказал.
— Он же пропал?
— Так это он в прошлом году пропал, а бумагу мы еще раньше перевели. Алесь, верно, Янушу рассказал, про что там писано, вот кузнец и заболел кладом-то. Все мечтал, как найдет да заживет паном. Совсем работу забросил, целыми днями в лесу пропадал, а потом и вовсе исчез.
— Погоди. — Аполлон Бенедиктович ощутил, как знакомо екнуло сердце, подсказывая: вот оно, начало истории, не в лесу, не в доме Камушевских прячется, а в бумаге, в чернилах выцветших да словах на незнакомом языке.
— Погоди, значит, ты нашел эту бумагу после пожара в церкви. Она была спрятана внутри иконы и нашел ты ее случайно. И это совсем не лист из церковной книги?
— Ну… Насчет листа не скажу, не учен определять, из книги он аль еще откуда-то, но остальное правда честная, в иконе спрятан был.
Аполлон Бенедиктович только рукой махнул, охотничий азарт гнал вперед, с деталями можно будет и позже разобраться. Тем более, Палевич и сам уже видел, что лист не вырван из книги, а скорее представляет собой письмо, которое забыли отправить. Хотелось бы знать, кто вообще про книгу церковную слух пустил. Видать, для того, чтобы унять любопытство людское: дескать, был клад о чем известно давным-давно и ничего нового нету, а что список, так он тоже завсегда был и нечего удивляться. Вот люди и не удивлялись. Хитро.
— Тебе стало интересно, что это за бумага, и ты обратился за помощью к Юзефу Охимчику, поскольку тот слыл человеком образованным. Однако, просидев два дня над бумагою, пан Охимчик заявил, будто бы языка не знает.