Танго с призраком. Том 2

— И все же у вас чудесный сад.

— Благодарю, ритана. Поговорим о наших делах?

— Разумеется, синьор. Вы не возражаете, если я начну первой? Как младшая?

Тони не стала упоминать, что в саду ее назвали синьоритой. Понятно же, смотрели на реакцию.

Вдруг она разозлится, возмутится, устроит скандал... человек очень показателен в отношениях со стоящими ниже по социальной лестнице.

— Слушаю вас внимательно, ритана.

— Синьор Пенья, я в столице человек новый. Так получилось, что синьора Маркос завещала мне свой магазин, но я не настолько хорошо разбираюсь в антиквариате. Поэтому мне пригодился бы совет мудрого человека, а возможно, и помощь. Не безвозмездная, понятно.

Синьор улыбнулся, показывая, что ритана его формулировками не обманула. Но мудрому хватает, так что...

— Я буду рад помочь столь вежливой ритане. Хотя моя помощь не безвозмездна....

Тони пожала плечами.

— Я и не сомневаюсь. А вот это — вам, синьор Пенья. Крохотный подарок в знак будущей дружбы и сотрудничества.

Из маленькой сумочки появились на свет два листа — и мужчина взял их в руки. Сначала недоумевающе, хоть и осторожно. А потом ахнул, разгладил их...

— Ритана!

Тони развела руками. Мол, за что купила, за то и продаю...

— Это же...

— Последние черновики Сантоса.

— Откуда!?

— У него была вороватая и ленивая служанка. Которая и прибрала кое-что из наследства писателя.

— Что именно? — впился глазами в Тони синьор Пенья.

— Письменный прибор, еще несколько листов черновиков...

— Сколько вы за них хотите?

Тони озорно улыбнулась.

— Я заплатила за все шесть песо. И поскольку задержалась, то, чтобы попасть к вам, наняла мобиль. Это еще реал. Итого, с вас шесть песо и один реал.

— Вы серьезно, ритана?

Мужчина даже нахмурился, показывая, что шуточки здесь неуместны. И вообще, такими вещами...

— Вы можете мне пообещать как следует отреставрировать эти вещи, — Тони пожала плечами. Этого довольно.

— Безусловно, я обещаю. Но...

— Я мог сама их привезти вам. Или...

— Я отправлю с вами своего человека. Синьор Гомес, помните такого?

— Да, разумеется. Синьор Донато Карлос Гомес.

— Именно, ритана. По всем вопросам вы можете обращаться к нему. Он поможет.

— Благодарю вас, синьор. Теперь что касается моей благодарности...

Мужчина поднял руку.

— Нет, ритана. Вы меня и так уже отблагодарили... если это действительно прибор того самого Тадео Фабрисио Сантоса...

— Там есть гравировка, — Тони уже успела осмотреть чернильницу. — Вы можете попросить любого эксперта осмотреть прибор, послушайте, что он вам скажет. Поверьте, я не обижусь, это логично.

Синьор кивнул головой.

Тони не сомневалась, он так и сделает. Но черновики были подлинными, он это видел сам. А значит, и прибор — тоже.

Не так сложно найти мастера, который его делал, который делал гравировку... давно дело было?

А и неважно! Некоторые вещи передаются из поколения в поколение, и наверняка кто-то из мастеров гордится, что делал прибор для того самого Сантоса.

Наверняка.

Не похожи эти вещи на дешевку, дорогая, штучная работа.

— Я прикажу доставить вас домой мобилем. И сам сопровожу вас, если не возражаете.

— Нет-нет, я буду только рада отдать вам все из рук в руки.

— Замечательно. А пока я предлагаю вам еще раз прогуляться по саду.

И невольно улыбнулся, глядя на восторг, которым загорелось личико ританы.

Ребенок!

Совсем еще ребенок!

Но не стоит забывать, что это умный ребенок некроманта. И удачливый.

С такими надо договариваться по-хорошему. А то потом не расхлебаешь.

***

Паула лежала и смотрела в окно.

Мама ушла на процедуры, и девушка осталась одна.

Да, сейчас мама уже могла оставить свою дочь, хотя бы и ненадолго. Сейчас Паула могла остаться одна в палате без того, чтобы не впасть в истерический припадок...

Врачи сделали чудо.

Они исцелили не только тело, они лечили еще и душу. И седовласый профессор, который приходил каждый день, садился рядом с кроватью Паулы на стул — сначала, а потом стал приглашать девушку погулять по саду, посидеть в крохотном больничном кафе, поплавать в бассейне — тоже.

Он сочувственно смотрел, мягко разговаривал, и постепенно вытаскивал девушку из пучины боли и ужаса.

Черного, липкого...

Паула не могла вспомнить ТОТ день.

Она даже не пыталась, честно говоря. Профессор хмурился, говорил, что только когда она заново переживет весь этот ужас, она справится и с ним, и с собой, но у Паулы пока не хватало сил.

Она не представляла, как можно вспомнить — такое.

Она помнила то утро.

Помнила как она садилась в машину, ленты на шляпке, улыбку сестры, светлые локоны Эудженио, чуточку недовольное и в то же время предвкушающее лицо Амадо — их ждал хороший день.

Помнила морской берег.

А вот пещеры — не помнила.

Вообще. Словно отрезало.

Не могла, никак не могла ничего вспомнить... только что-то черное.

Когда тебя давит, поглощает, уничтожает, и ты уже не человек, ты вообще никто, а ОНО наваливается со всех сторон, и ты даже не кричишь... или кричишь? Это неважно.

Никто и никогда не услышит тебя в темноте...

Пауле было даже не страшно. Ее просто не было в те моменты. Наверное, она умерла тогда, просто никто этого не заметил.

А потом...

ЕГО она помнила совершенно отчетливо.