Танцующая в пламени

   "Так признал его отец или нет? Ни слова об этом сказано не было. Но взашей не гнали, да и в каземат, как наглого лжеца и самозванца, не волокли. Наоборот, позволили вымыться в графской купальне, хорошо накормили, поселили в богатые покои".

   Леон сел, еще раз оглянулся по сторонам. На прикроватной тумбе лежали вычищенная сухая одежда, тугой кошель, арбалет. Рядом с ними на огромном, почти на всю комнату ковре с ворсом в добрую ладонь -- его дорожная сума.

   Значит, ему не приснилось, и отец ночью все-таки приходил. Леон вспомнил печальные глаза, ласковую руку - потрепавшую его по голове.

   "Почему я не проснулся? Почему с ним не поговорил? - терзался он. - Ведь ничего так и не сказано! И арбалет, и заплечный мешок, и деньги - намек ясен. Я должен уйти! То ли я ему не нужен, то ли встреча не ко времени. Хочет сохранить мое существование в тайне. От кого? Почему? Намного проще было бы не признать, отказаться. Но ведь не стал же! Было бы все намного проще, если бы сказал прямо. Значит, не мог. И боится, скорее всего, не за себя, а за меня. А потому, нужно поступить так, как он "советует".

   Едва Леон оделся, как, словно по волшебству, появилась молоденькая служанка с серебряным подносом в руках.

   - Ваш завтрак, господин. Его светлость граф изволили отбыть по неотложным делам. Мне велено Вас не будить, но когда проснетесь, передать, что вольны в своих поступках. Можете остаться в замке до возвращения графа, а можете проведать матушку - потом вернуться. К обеду в Тор отправляется караван. Ваше место оплачено.

   "Ну вот, кое-что и прояснилось, -- подумал Леон. - Но почему через служанку? Не желал посвящать прочих?"

   -- Спасибо, милая, -- ответил он. - Так я и сделаю.

   Купцы приняли его с уважением, но без подобострастия. Указали на добротного коня и припасы. Все оплачено из графской казны.

   И вновь - Имперский тракт. "Ворота" Межгорья хоть и отворены, но в воздухе пахнет войной. Еще нет шума, людских криков, предсмертного конского ржания, звона стали, шшелиного жужжания арбалетных болтов. Но с лиц исчезли доброжелательные улыбки, изменился тон офицеров. Понемногу к границе стягиваются тысячи. На удивление, их караван пропустили быстро и без назойливого таможенного осмотра.

   "Не иначе, постарался отец!" - решил юноша.

   Теперь, про себя, иначе графа Сакского он не называл.

   "Отец! И все тут! Отец".

   В Лотширии тоже было неспокойно. Война никогда не несет простому люду ничего хорошего. Страх, уныние, смерть, безнадегу - да! И, конечно же, нищету. Пусть главные события происходили где-то у стен Лота, но не наложить отпечатка на всю страну они не могли. На дороге появились беженцы, погорельцы, нищие. Люди поглядывали друг на друга ворками. В любой момент готовые вцепиться зубами в глотку. Словно грибы после дождя множились ватаги разбойников. Ведь больше тракт никто не охранял.

   Холодные ночи первого осеннего месяца, сарвуда выдались на редкость тревожными. Разрывая молочную пелену облаков на землю, вопрошающе поглядывали Тая и Гея. Недоверчиво, осторожно, словно опасались, что человеческие распри перекинутся на небеса. И лишь Звездный Дракон, казалось, радовался и смеялся. Его нисколько не волновали горести и беды смертных.

   И все же, караван в Тор благополучно дошел. Еще до въезда в город Леон, поблагодарив спутников, отделился.

   Нравилось ему это или нет, но с некоторых пор Ториния превратилась во вражеский стан -- здесь Фергюст, Макрели. Возможно, они уже знают чей он сын. Разговор с матерью могли подслушать и донести. Лишняя осторожность не повредит.

   В город Леон вошел пешком, затерявшись среди крестьян, везших на рынок свой товар. Нахлобучив берету на самые глаза, прошелся торговыми рядами. На месте Юргиса хозяйничал Лямбам. В открытых дверях своего дома увидел чужую прислугу.

   Сердце сжалось предчувствием страшной беды: " Где мать, сестра? Что с ними?"

   Побрел на околицу Тора, к лачугам, где жил наемный караванный люд: возницы, охрана, строители. К счастью, учивший его стрелять из арбалета Муф, оказался дома. Увидев юношу мгновенно протрезвел, испуганно оглянувшись по сторонам, прикрыл дырявую дверь лачуги, будто она могла сохранить тайну.

   -- Неужто ты, Леон? Вот уж не думал, что увидимся. Ловсек велел молчать, грозился вырвать языки...

   -- Создатель ему судья! Скажи лучше, что с матушкой и сестрой. Почему Давсен хозяйничает в отцовской лавке, почему чужие люди в доме?

   -- А Вы, господин, не знаете? - Муф опять перешел на "вы", стал величать господином.

   -- Не знаю! Ну же, говори!

   Возница, пряча глаза, вылил остатки вина из глиняного кувшина в кружку с отбитой ручкой. Он долго держал его перевернутым, словно считал драгоценные капли. Единым махом выпил. У Леона и вовсе оборвалось сердце.

   -- Беда у Вас, господин,.. большая беда, -- проскрипел возница дрожащим, словно треснувшая подпорка фуги, голосом, -- сестра ваша отошла в мир иной, а матушку забрали в казематы люди Макрели. А оттуда, сами знаете, обратной дороги нет. Служку, и ту забрали.

   -- За что же, Муф? Матушка ведь дурного слова не скажет...