Если мы совершаем не слишком благовидный поступок, то должны отвечать за него. Почему же мы не несем ответственности за свой фильм, каждый из которых должен быть для нас знаменательным и осмысленным? Должен сказать, что решение сделать «Зеркало» совершенно равноценно для меня моему жизненному поступку, ставшему результатом моего ответственного выбора. Но самое странное, что именно этот фильм, оплаченный колоссальным духовным напряжением, потребовавший от меня смелости и решимости предстать перед зрителем открытым и незащищенным, легко уязвимым, – вызвал самое активное неприятие со стороны моих коллег. Честно говоря, я не ожидал такого резкого осуждения. Хотя я сам крайне критичен к тому, что делаю, вижу малейшие неточности и недоделанности в своих работах, но все-таки у меня есть твердое ощущение, что «Зеркало» получилось. Даже если судить фильм только с профессиональной стороны. Хотя я вижу сейчас в картине много ошибок, кое-что я бы вовсе переиначил – и все-таки именно «Зеркало» кажется мне наиболее цельной работой. Но почему-то мои предыдущие картины пользовались у моих коллег большей благосклонностью. Странно, конечно…
Ведь именно в «Зеркале» я решился поставить проблему, которая меня давно волновала. Я искренне поведал о том, что меня мучило и что было мне настолько близко, что я просто не мог передоверить свой мир каким-то другим персонажам и сюжетам. Но именно это обстоятельство: то, что картина была в большой степени автобиографической, возымело самые неожиданные последствия. Оказалось, что попытка рассказать о себе вызывает отчего-то самое активное, но труднообъяснимое для меня неприятие и даже сопротивление. Мой искренний поступок неожиданно многих покоробил. Но в каком-то смысле я доволен подобной реакцией, которая продемонстрировала, что кое-кого мне удалось задеть за живое. Но не только моих коллег, так бурно обсуждавших и осуждавших мою картину, но также моих зрителей, сумевших посмотреть «Зеркало» и отозвавшихся на него восторженными письмами. «Сумевших» – потому что «Зеркалу» устроили лишь пробный показ на три недели в трех кинотеатрах, ожидая скандалов и пустых залов. Ошиблись! Залы оказались переполненными, и по настоятельному требованию зрителей пришлось организовывать дополнительные сеансы. К тому же по ежегодному опросу «Советского экрана» именно «Зеркало» и «Рублёв» оказались в списке тех картин, которые зрители просили показать повторно. Но вопреки всякому здравому смыслу мой фильм так и не имел в итоге достойного проката в Москве по непонятным мне причинам. Вот такие случаются казусы…
Но тем не менее, замысел фильма должен рождаться подобно тому, как рождается, вызревая то или иное ваше решение в самые крутые и ответственные моменты жизни. Когда это решение чревато риском и продиктовано глубоким нравственным осознанием своего пути. Конечно, можно воспользоваться также окольными путями. Ради самосохранения, но не для самовыражения. Впрочем, мне не нравится слово «самовыражение». Я хотел бы сказать о бесконечной важности наиболее полной реализации себя и всего того, что в тебе заложено. Ведь так важно сохранить чувство собственного достоинства. Но, увы, все это, как правило, бывает связано с риском. Наверное, каждому человеку приходится переживать трудные моменты кризиса: сомнения, разочарования, а то и депрессию. Но не следует этого бояться. Ведь рождение замысла порой связано с очень глубокими, болезненными и непростыми внутренними процессами, однако определяющими и формирующими наше духовное развитие. Иначе наше творчество окажется совершенно бессмысленным и никому ненужным. Ведь художнику дан на самом деле тот один-единственный путь, который он должен нащупать. Но, свернув с него однажды, рискуешь навсегда потерять самого себя.
Не стоит снимать фильма, если у тебя нет внутренней потребности высказаться. Хотя режиссеры, конечно, сплошь и рядом материально зависимы от своей работы, а заработать себе на жизнь, как правило, очень сложно. И все-таки нужно стараться думать о главном и не продаваться за предложенный алтын. В этом смысле меня снова поражает Брессон. Как он сосредоточен! У него не может быть случайной, «проходной» картины. Его аскетизм в отборе выразительных средств просто подавляет! А своей серьезностью, глубиной и благородством он принадлежит к тем мастерам, чьи работы становится фактом их духовного существования. Он начинает снимать картину только в предельной и крайней для себя ситуации. Зачем? Кто знает…
Суркова. А что движет вами, когда вы снимаете картину?