– Солдаты поддались на слова сына Агрия. А Темен, царь аргосцев, даже своих воинов собрал, и они отплыли. Агамемнон за ними своих коринфян послал и верных ему микенцев. Те нагнали аргосцев, потопили два пентеконтора и остальных обратно вернули. После чего Агамемнон устроил публичную казнь Терсита сына Агрия. Тех, кто продолжал возмущаться, на месте убивали коринфяне и микенцы. Ахилл, той ночью сожгли мы на кострах более сотни воинов! Не после всякой битвы с троянцами такие потери у нас были! – в голосе Патрокла слышалось искреннее возмущение. Погибнуть от руки врага – это честь. Но мало что сравнится в бесславии, чем падение от руки своих. – А потом долго каялись Темен и оставшиеся аргосцы перед Агамемноном и перед всей армией за содеянное. И после этого послал царь своих людей сюда, чтобы забрать твою пленницу, а когда отказались мы ее отдать, явился сам.
Илья завертел головой – нет ли поблизости Яна? Совет опытного товарища ему бы сейчас не помешал. С другой стороны, Илья и так знал, что скажет ему Ян. Брисейда была нужна раньше, чтобы послужить поводом к отказу Ахилла сражаться за Агамемнона. Сейчас, когда мирмидоны больше не участвуют в боях, цель достигнута, и пленница больше не нужна.
Всё логично, всё правильно – но что-то мешало Илье как ни в чем не развернуться и скрыться в шатре Ахилла. И не только жалость к девчонке. Мешала совесть, уже и так стонущая под тяжестью вины за собственную нерешительность в истории с пиратами.
Ну, что ж, ошибки совершают именно для того, чтобы позже их не повторять. А наступать на одни и те же грабли два раза подряд он не собирается. Илья решительно расправил плечи и направился к шатру Агамемнона.
Напряжённо размышляющий о том, что будет делать, когда дойдёт до шатра царя – не станет же с мечом в руках в одиночку отбивать девочку? – Илья не сразу заметил, что лагерь греческой армии словно опустел. Настороженно осмотрелся – может, сейчас в самом разгаре очередная битва с троянцами?
– Вчера после битвы наши почему-то не смогли договориться с троянцами о том, чтобы, как принято, ночью беспрепятственно собрать и похоронить своих павших. Теперь Агамемнон опасается мести врага и потому согнал всех на сооружение рва и насыпи.
– Ай! – вскрикнул Илья и схватился за обожженное внезапной болью предплечье. Кожу рассекала глубокая царапина.
"Троянские лучники?" – удивлённо огляделся он. Не – поле между греческим лагерем и Троей пустовало. Зато болезненные вскрики стали доноситься со всех сторон.
Что-то снова ударило Илью в плечо и соскользнуло на землю. Он наклонился поднять снаряд и секунду спустя с изумлением уставился на внушительных размеров птичье перо.
– Это еще что такое? –обернулся он к Яну. И обнаружил, что конквестор уже плотно вжался спиной в насыпь и обеими руками держал над головой щит.
– Стимфалийские птицы, – пояснил Ян, когда Илья пристроился рядом.
Теперь в воздухе отчетливо слышался резкий свист пикирующих на землю перьев, и греки, сбиваясь в группы, торопливо формировали импровизированный панцирь из сомкнутых над головами щитов. Илья не мог оглядеть всю панораму, но даже в пределах его видимости на земле корчилось человек пять-шесть, и тела их были утыканы перьями.
– Я думал, это миф…
– Миф – это то, что у них клювы, когти и перья медные. А всё остальное – правда. Перья у них, сам видишь, крепкие; насмерть, конечно, не убьют, но если в тебя попадет с десяток, ты вполне можешь успеть истечь кровью, прежде чем их из тебя извлекут и перебинтуют раны.
– А откуда они взялись?
– Троянцы послали.
– Они что – их разводят?