Он ловко перескочил на соседнее дерево, сорвал четыре больших плода с усеянной колючками кожурой и побросал их один за другим своим спутникам. Потом вернулся обратно, лихо перемахнув по ветвям.
Розетти первым разрезал свой плод и сморщил нос:
— Воняет. Наверное, он испортился,— объявил Шримп и хотел сбросить вниз душистый фрукт.
— Подожди,— предупредил Бубнович поспешность действий приятеля.— Я читал о дуриане. Его плоды пахнут, но очень хороши на вкус. Туземцы жарят его семена, как каштаны.
Клейтон внимательно слушал Бубновича. Пока все ели плоды, оказавшиеся, несмотря на резкий запах, изумительными на вкус, он думал: «Что за страна! Что за армия! Сержант, который разговаривает, как профессор, а сам родом из Бруклина...» Он думал о том, что в действительности остальной мир очень мало знает Америку, а нацисты — меньше всех. «Любители плясать под джазовую музыку, повесы, неполноценная раса»! Он вспомнил, как храбро сражались эти парни, как Лукас требовал, чтобы экипаж покинул самолет прежде него самого.
Наступила ночь. Звуки джунглей, голоса их обитателей теперь стали совсем иными. А где-то рядом происходило какое-то движение — невидимое, почти бесшумное. Неожиданно глухой ворчливый кашель раздался у самого подножия их дерева.
— Что это? — прошептал Шримп.
— Полосатые, — ответил Клейтон.
Шримпу было интересно узнать, что это за «полосатые» такие. Но много говорить с британцем ему не хотелось. Все же любопытство в конце концов одержало верх над гордостью.
— Какие полосатые?
— Тигры.
— Черт! Я видел их однажды в зоопарке в Чикаго. Я слышал, они едят людей.
— Мы должны поблагодарить вас, полковник, за то, что находимся сейчас не на земле,— сказал Джерри Лукас.
— Кажется, без него мы напоминали бы сироток, заблудившихся в лесу,— заметил Бубнович.
— Я изучал чертовски много всяких инструкций о действиях десантного подразделения в джунглях,— проворчал Шримп,— но там ничего не говорилось о том, что делать с тиграми.
— Они охотятся по большей части ночами,— объяснил Клейтон.— Поэтому с наступлением темноты рекомендуется быть настороже.
Спустя некоторое время британец обратился к Бубновичу:
— Из того немногого, что я читал о Бруклине, я узнал, что бруклинцы отличаются своим особым произношением. Вы же говорите на правильном английском языке.
— Так же, как и вы,— ответил Бубнович.
Клейтон рассмеялся.
— Я не воспитывался в Оксфорде.
— «Бродяга» получил высшее бруклинское образование,— включился в беседу Лукас,— он окончил немного больше, чем шесть классов.
Бубнович и Розетти улеглись спать, Клейтон и Лукас присели на край платформы, свесив ноги и принялись говорить о будущем. Они решили, что лучшим шансом для них было бы достать лодку у дружественных туземцев (если возможно будет найти таковых) на юго-западном побережье Суматры. Тогда можно попытаться достичь Австралии. Они говорили об этом и о многом другом. Лукас рассказывал о своем экипаже. Он порядком гордился ребятами и безмерно горевал о погибших.
Речь зашла о Розетти.
— В действительности Шримп хороший парень и первоклассный башенный стрелок. Он награжден медалью за отвагу.
— Очевидно, он не выносит англичан,— с улыбкой заметил Клейтон.
— Для того, кто имел дело лишь с ирландцами и итальянцами в пригороде Чикаго, это не удивительно. К тому же у Шримпа никогда не было возможности для настоящей учебы. Отец его был убит в Чичеро во время войны гангстерских кланов. Сам Шримп тогда еще пешком под стол ходил. А его мать, как я догадываюсь, «работала» просто-напросто проституткой в баре. Несмотря на такое происхождение, вы должны признать, что он все же неплохой парень. Он мало учился, но, насколько я его знаю, всегда честен.
— Меня интересует Бубнович,— сказал англичанин.— Он очень умный человек и, кажется, весьма образованный.
— Да. Вы правы. Он не только умный, он чрезвычайно образованный. До войны закончил Колумбийский университет. «Бродяга» интересовался экспонатами в американском музее естественной истории в Нью-Йорке, когда был студентом. Он специализировался по ботанике, зоологии, антропологии и после университета начал там работать. Просто он не любит распространяться о своей учености. Иногда, чтобы подразнить Шримпа, употребляет научные термины — и только.
— Тогда, вероятно, хорошо, что у меня нет оксфордского акцента,— заметил Клейтон,— а то бы я еще больше раздражал сержанта Розетти.
Глава 3
НЕОЖИДАННАЯ ОТСРОЧКА
Когда Кэрри ван дер Меер шла по джунглям со своими конвоирами, ее ум был занят только двумя мыслями — как убежать и как покончить с собой, если побег не удастся осуществить. Шедший рядом Алам говорил с ней на своем родном языке, который она знала, а японцы не понимали.
— Простите меня,— умолял юноша,— за то, что я привел японцев к вам. Они мучили Тианг Умара, но он не проговорился. Выдала вас его старшая жена. Она пожалела мужа и сказала врагам, что я знаю, где вы прячетесь. Они поклялись убить всех жителей деревни, если я не отведу их к вам в убежище. Что же мне оставалось делать?