Тарзан. Том 5

Кроме Малаккского пролива, всю остальную дорогу они смогут лететь поближе к земле, двигаясь вдоль северозападных берегов Малайи. Если же придется выпрыгнуть с парашютом над водой, то они будут недалеко от берега, и спасательные куртки выручат. Поэтому Лукас и решил выбросить плотики как лишний груз.

Когда самолет вошел в облака над горами, зенитный огонь стал быстро ослабевать. Лукас знал, что горные пики местами достигают двадцати тысяч футов и старался держать машину примерно на такой же высоте, но самолет неуклонно снижался.

Они были еще довольно высоко над вершинами, когда их обнаружила горная зенитная батарея. Лукас услышал страшный взрыв, самолет вздрогнул, как раненое животное. Капитан спросил по внутреннему телефону, что случилось, но ответа не получил.

Тогда Лукас послал радиста в хвостовую часть — осмотреть помещение и выяснить, что повреждено взрывом. Клейтон, усевшись рядом со вторым пилотом, помогал тому удерживать рычаги управления — требовались совместные усилия двух мужчин, чтобы самолет шел более-менее ровно.

Лукас вызвал штурмана.

— Проследи, чтобы все прыгали,— сказал он.— Потом сделай то же самое.

Штурман просунул голову в передний отсек, чтобы передать приказ стрелку, но тот был мертв.

Радист вернулся в кабину летчиков.

— Настоящий ад,— доложил он.— Часть хвоста отрезана как бритвой. И фотограф погиб вместе с ней.

— Прыгай как можно скорее,— приказал Лукас и повернулся к Клейтону.

— Лучше бы вам выброситься с парашютом, сэр.

— Я подожду, капитан, если вы не возражаете.

— Прыгайте, это приказ,— закричал Лукас.

Клейтон улыбнулся: «Слушаюсь!».

— Бомбовый отсек открыт,— кричал ему вдогонку Лукас,— прыгайте быстрее!

Клейтон пошел в бомбовый отсек. Самолет накренился. Он, очевидно, входил в штопор. Один человек не мог удержать его. Клейтон хотел подождать до последней минуты — пока не прыгнет Лукас. Но последняя минута, кажется, наступила. Самолет резко качнуло, Клейтона отшвырнуло в сторону. Его тело ударилось о стену и вылетело сквозь люк в разреженный воздух.

Потеряв сознание, Клейтон камнем падал вниз, навстречу смерти. «Прекрасная леди», три мотора которой продолжали работать, с ревом неслась к своей гибели где-то рядом.

Оглушенный на мгновение, Клейтон вскоре пришел в сознание. Это было подобно пробуждению в незнакомой комнате. Он пролетел сквозь слой облаков и попал под проливной тропический дождь. Холодному ливню он и был обязан своим спасением. Струи воды привели его в чувство как раз вовремя, чтобы успеть выдернуть кольцо парашюта — пока еще оставались в запасе какие-то секунды. Парашют над ним раскрылся, его тело нелепо дернулось от внезапного резкого торможения.

Прямо под ним колыхалось море листвы под ударами тяжелых дождевых струй. Парашют Клейтона зацепился за ветви дерева, и он повис более чем в сотне футов над землей. Так закончился полет навстречу смерти...

Как только Клейтон, закачавшись на стропах среди мокрой листвы, понял, что судьба и на сей раз была к нему благосклонна, в ту же минуту послышался сильный треск ломающихся деревьев и следом глухой взрыв, сопровождающийся яркой вспышкой. Погребальный костер «Прекрасной леди» осветил угрюмый мокрый лес.

Клейтон ухватился рукой за небольшую ветку и подтянулся к крепкому суку, способному выдержать тяжесть его тела. Укрепившись, он освободился от парашютных лямок, затем сбросил неуклюжую спасательную куртку. Его форма и нижнее белье были мокры насквозь — на теле не было и сухой нитки. Прежде всего Клейтон освободился от ботинок, он без сожаления отшвырнул их прочь. За ними последовали револьвер и патронташ, затем носки, китель, брюки и белье. Он оставил на себе лишь трусы и нож за поясом.

Затем Клейтон полез по ветвям и обрезал все веревки, чтобы освободить запутавшийся в листве парашют. Свернул шелк в небольшой тюк и веревками привязал его себе на спину.

Теперь можно было спуститься пониже. С самой нижней ветви к земле тянулись гигантские ползучие растения. Он слез по ним с грациозной ловкостью обезьяны.

Из парашютного шелка Клейтон смастерил себе набедренную повязку. Чувство легкости и радости жизни охватило его. То, что он, казалось, потерял, возвращалось к нему вновь,— то, что он любил больше всего. Свобода! Одежда, даже так шедшая ему военная форма, являлась для него символом рабства. Она связывала, как сковывали цепи раба на галере, хотя военную форму Клейтон носил с гордостью. Но, не теряя чести, освободиться от нее было весьма приятно. Что-то говорило ему, что нагишом он сможет послужить своей стране не хуже, чем в военном мундире. Ведь не случайно же судьба привела его в самую цитадель врага.

Проливной дождь обмывал его бронзовое тело, ручьями стекал с темных густых волос. Он поднял лицо вверх. Крик восторга затрепетал на губах, но Клейтон удержал рвущийся из груди звук — он был во вражеском тылу.

Затем мысль его обратилась к товарищам. Те, которые приземлились недалеко и слышали взрыв самолета, попытаются найти место, где тот упал. И Клейтон направился в ту сторону, где по расчетам и нашла свою гибель «Прекрасная леди».