Тарзан. Том 5

Тарзан-обезьяна улыбнулся. Безошибочно, как будто это было сказано человеческим голосом, лев взмолился: «Я голоден, даже больше чем голоден, я умираю от голода». Человек-обезьяна, взглянув вниз на льва, улыбнулся своей загадочной улыбкой, а затем перебросил тушу с плеча на ветку и, вытащив нож, принадлежавший еще его отцу, отрезал сочный кусок от окорока. Вытерев окровавленное острие о гладкую шерсть Бары, вложил нож o6paтно в ножны. Нума с приоткрытой пастью, истекающей слюной, уставился на соблазнительное мясо. Лев снова заскулил, а человек-обезьяна, улыбнувшись ему, поднес ко рту сочащийся кровью кусок своими сильными смуглыми руками и погрузил острые зубы в нежное мясо.

В третий раз Нума-лев издал тонкий жалобный визг, после чего печально и с отвращением покачал головой. Тарзан-обезьяна взял остатки туши Бары-оленя и сбросил их вниз в яму, под ноги голодающему льву.

— Старая баба,— пробормотал человек-обезьяна.— Тарзан превратился в старую бабу. Он сейчас мог бы запросто проливать слезы, потому что убил Бару-оленя. Он не может видеть Нуму, своего врага, голодным. Сердце Тарзана превращается в воск, когда он сталкивается с изнеженными созданиями цивилизации. Все же человек-обезьяна довольно улыбнулся. Он не сожалел, на самом деле, что поддался велению добрых чувств.

Отрезая куски от своей добычи и с наслаждением глотая пищу, он наблюдал за всем, что происходило внизу. Тарзан видел, с какой жадностью Нума поглощает мясо. Он отметил с возрастающим восхищением прекрасный экстерьер зверя, а также не мог не подивиться хитрому устройству западни.

У обычных ям для львов, с которыми Тарзан был знаком, имелись столбы, установленные на дне, на их острия беспомощный лев напоролся бы. Но эта яма была сделана не таким образом. Здесь короткие столбы были установлены с промежутком около фута вокруг стен ближе к верху, их заостренные концы склонялись вниз, поэтому лев упал в яму, не повредив себя, но зато и не мог выскочить, так как каждый раз, когда он пытался это сделать, его голова натыкалась на острый конец столба, свисающий сверху.

Было очевидно, что цель людоедов Вамабо заключалась в том, чтобы поймать льва живым. Это племя не общалось с белыми людьми, насколько это было известно Тарзану. Некоторые племена ловят зверей для зверинцев в больших городах. Намерения же туземцев Вамабо, вероятно, заключались в желании запугать зверя до полусмерти, чтобы потом для своего удовольствия убить его и неторопливо наслаждаться его агонией и смертью.

Накормив льва, Тарзан задумался о дальнейшей судьбе хищника. Ему пришло в голову, что все его предыдущие действия окажутся бесполезными, если он оставит зверя на расправу чернокожим, а затем он подумал, что мог бы извлечь большое удовольствие, расстроив планы злобных каннибалов. Нельзя предоставить Нуму его собственной участи. Но как освободить его? Если убрать два столба из ямы, места осталось бы достаточно для того, чтобы лев мог выпрыгнуть — яма не была глубокой, однако, какая гарантия у Тарзана, что Нума не выпрыгнет, как только откроется вход к свободе, прежде чем человек-обезьяна добежит благополучно до деревьев?

Невзирая на такие трудности, Тарзан не испытывал страха перед львом, как вы или я, очутись у ямы при подобных обстоятельствах. Все же человеку-обезьяне было свойственно чувство осторожности, столь необходимое всем существам, населяющим дикую местность, если они хотят уцелеть. Когда необходимость требовала, Тарзан становился перед Нумой готовый к борьбе, хотя он не был гак эгоистичен и самоуверен, чтобы всегда быть убежденным в своей безоговорочной победе в смертельной схватке с царем зверей. Победа обычно доставалась или волею случая, или ее приносила хитрость и сверхъестественная реакция и сообразительность, свойственная человеку-зверю. Подвергать себя бесполезной опасности он ни за что бы не стал — счел бы это предосудительным поступком, так же, как попытку избегнуть смерти в случае необходимости. Но если Тарзан уже решил что-то сделать, он обычно находил средства, как добиться своего.

Оно сейчас твердо решил освободить красавца-Нуму. А решив, он был готов совершить это, даже если бы спасение зверя влекло за собой большой личный риск.

Человек-обезьяна знал, что лев какое-то время будет занят своей трапезой, но он также знал, что лев, питаясь, был бы вдвойне возмущен любым вмешательством, отвлекающим его от столь важного дела. Поэтому нужно было действовать с осторожностью.

Подойдя к краю ямы, Тарзан осмотрел столбы, и был несколько удивлен тем, что Нума не выразил никакой злобы при его появлении. Лев повернулся, испытующе глядя в сторону человека-обезьяны, на какое-то мгновение прекратил есть, но затем снова вернулся к мясу Бары.